Казалось бы, проблема в лице Амфитриона решалась одной молнией. Но подуставший за трое суток подвига на кроватной ниве Зевс вовремя вспомнил, что лавагет Фив, на минуточку, настолько взрывной, что прибил собственного тестя (плюс воинственных телебоев и чудовищную Тевмесскую лисицу), а колчан – на Олимпе. Поэтому было принято решение о быстром тактическом отступлении из спальни на Олимп, после чего наконец-то в Фивах наступил день.
А вернувшийся военачальник Амфитрион поспешил, конечно же, в объятия любимой жены, которая явно за трое суток огребла годовую порцию впечатлений.
Из-за того, что вернувшиеся мужья вечно норовят подгадить бедным любовникам, у Алкмены родился не один сын, а двойня. При этом Ификл, как утверждают, был от Амфитриона, а Алкид… в общем, как мы увидим дальше, три дня Зевс таки потратил не впустую.
Божественный форум
Арес: Батя, поздравляю, ты бог.
Зевс: Удивительно. Я в курсе.
Амфитрион: Так, я не понял… Алкмена, КОГО ты прятала в шкафу, когда я вернулся?!
Аид: Шкаф несовместим с достоинством Громовержца.
Зевс: Хватит двусмысленностей, пошляк. И да, я был под кроватью.
Гера: Я ме-е-е-е-едленно достаю мою самую большую палку…
Зевс: Ха-ха, жена должна знать свое место. Ты ничего не сделаешь.
Гера: Я ме-е-е-е-едленно откладываю палку и начинаю перечитывать свиток с легендой про участь Урана…
Зевс:О_О
13. И ни разу он не царь!
После трехдневного любовного марафона (и последовавшего марафонного скандала от Геры) Зевс долго восстанавливал дыхалку, отмалчивался и решал, что бы такое грандиозное выкинуть. К тому времени, как Алкмена должна была рожать, гениальный план был готов. Громовержец собрал богов и закатил пир, а на пиру принялся вещать: «Се, внемлите! Грядет великий герой! Вот сегодня он родится в роду Персеидов и будет царствовать над всеми своими родственниками!» И все это громко. Радостно, от души. Прямо на глазах у медленно доходящей до последней степени каления Геры, которая после своего марафона тоже довольно долго берегла дыхалку…
Сказать такое перед ревнючей женой, которая ведает не только семейными очагами, но и родами смертных – все равно, что ляпнуть бывалому вору-медвежатнику, что, мол, сейф с деньгами вон там, за углом, и да, ключ я на всякий случай спрятал в жутко тайном месте, в верхнем левом ящичке стола.
Гера, которая явно была в душе стратегом, встретила заявление мужа коварным восклицанием: «Гонишь!» – а на божественное: «Зуб даю, что так!» потребовала: «А поклянись Стиксом в том, что первый рожденный сегодня в роду Персеидов будет править своими родичами!»
Уточнение формулировки Зевса ни разу не насторожило, то ли потому, что пир, веселье, тридцать вторая чаша нектара, то ли потому что богиня обмана Ата, по словам аэдов, «завладела его разумом» (возможно, имел место гиперсильный гипноз с помощью бюста). Так или иначе, а клятву Громовержец дал и даже не удивился, когда Гера поднялась из-за стола, потому что ей «срочно надо, на минуточку».
Ата осталась организовывать своим орудием гипноза отвлекающий маневр, а Гера на колеснице быстренько слетала в Аргос. Там она ускорила роды у жены Сфенела, и в роду Персея первым появился на свет Эврисфей. Хилый, злобный и недоношенный, зато, однако, царь.
После этого супружница Громовержца вернулась на пир и обрадовала мужа вестью о том, что «все, оно родилось, оно будет царствовать, ибо ты так сказал!» И вот здесь до Зевса внезапно дошло, и обуяли его гнев и трепет, а потому и начал он метать с Олимпа даже не молнии, а первое, что попалось под руки.