– А как его еще называть? – встряла Чудесница. – Хером Скарлинга, что ли?
Брек приподнял густые брови.
– Раз уж ты упомянула, то мне он напоминает немного…
Дрофд перебил:
– Не, я про то, а зачем его так звать, если он там не похоронен?
Чудесница поглядела на него как на самого отпетого болвана на всем Севере, а если и не самого, то на верном пути к этому званию.
– Возле хутора моего мужа – моего хутора – течет ручей, известный как Скарлингов Отпрыск. Их таких по Северу, наверное, с полсотни. Так там как пить дать ходит легенда, что он утолил жажду его чистыми водами, прежде чем произнести какую-нибудь там речь или двинуться на врага, как оно в славных песнях поется. А он если там и появлялся – ну хотя бы на расстоянии дневного перехода, – то не более чем помочился туда, да и то не сходя с коня. Вот что значит быть героем: все хотят отщипнуть от тебя кусочек.
Она кивнула на Жужело, который, закрыв глаза, с молитвенно сложенными руками стоял на коленях перед Отцом Мечей.
– Лет через пятьдесят по хуторам, глядишь, объявится с дюжину Жужеловых Отпрысков, вблизи которых он никогда и не бывал, а всякие пентюхи будут на них с увлажненными глазами показывать и спрашивать, а не под ними ли похоронен достославный Жужело из Блая?
Чудесница отошла, покачивая коротко остриженной головой. Дрофд поник плечами.
– Да я ж, черт возьми, так, только спросил. Думал, эти глыбы потому Героями и именуются, что под каждой погребен герой.
– Да кому какое дело, кто где погребен? – пробормотал Зобатый, припоминая многочисленные погребения, на которых ему доводилось присутствовать. – Человек, когда его зарывают в землю, обращается в прах. Прах и истории о нем. А у историй с людьми зачастую бывает мало общего.
Брек согласился:
– И с каждым новым изложением быль все больше превращается в небыль.
– Правда?
– Взять, допустим, Бетода, – сказал Зобатый. – Если верить молве, так он был едва ли не самым лютым злодеем на всем Севере.
– А разве нет?
– Смотря кого об этом спросить. У врагов он, понятно, был не в чести, и мертвецам ведомо, как он нещадно их губил. Но глянь на все его деяния: получается, дел-то он сделал поболе, чем сам Скарлинг Простоволосый. Сплотил Север. Построил дороги, по которым мы маршируем, добрую половину городов. Положил конец распрям между кланами.
– Начав войну с южанами.
– Это так. У каждой монеты две стороны. Но суть, я тебе скажу, одна: людям нравятся простые рассказы.
Зобатый разглядывал ногти.
– Но сами люди не просты.
– Не то что ты, да, парень? – Брек хлопнул Дрофда по спине, едва не опрокинув.
– Зобатый! – резко окликнула Чудесница.
Все обернулись. Зобатый подскочил, то есть распрямился с наибольшей для себя скоростью, и заспешил к подручной, морщась от прострелов в трескучем, как костер, колене.
– Куда смотреть?
Он попеременно прищурился на Старый мост, поля и огороженные пастбища, реку с оврагами и покатые пустоши, прикрывая от ветра слезящиеся глаза.
– Вон там, у брода.
Теперь он их видел; кровь отхлынула к ногам. Точки не крупнее мурашей, но это люди. Бредут по отмелям, выискивают, куда ступить, норовят к берегу, северному. Берегу Зобатого.
– Так-так, – произнес он.
Для Союза число маловато, но идут с юга, значит, молодцы Ищейки. То есть, вероятнее всего…
– Черствый вернулся.
Тьфу, не хватало еще за спиной змеиного шепота Трясучки.
– Да еще и дружками успел обзавестись.
– К оружию! – вскрикнула Чудесница.
– А? – растерянно переспросил Агрик с кухонным горшком в руках.
– К оружию, олух!
– Гадство!
Агрик с братом заметались, перекрикиваясь и роняя впопыхах на мятую траву то одно, то другое из ранцев.
– Сколько ты насчитала? – Зобатый охлопывал себя в поисках запропастившегося куда-то окуляра. – Вот черт. Ну куда он мог…
Окуляр, оказывается, притискивал к глазу Брека.
– Двадцать два, – буркнул он.
– Ты уверен?
– Уверен.
Чудесница поскребла длинный шрам на макушке.
– Двадцать два. Двадцать два. Двадцать… два.
С каждым новым повтором число становилось все хуже. Каким-то особенно гадким. Слишком велико, чтобы схлестнуться без громадного для себя риска, и одновременно чересчур мелкое, чтобы… при выгодном расположении на местности и удачном сочетании рун… а что, может, и выгорит… Словом, слишком мелкое, чтобы просто удрать и не держать ответа перед Черным Доу, почему отступили. Сражаться меньшими силами проще, чем потом разъяснить Доу причину отхода.
– Вот черт.
Зобатый покосился на Трясучку и углядел, что тот целым глазом косится в ответ. Знает, собака, поскольку прикидывает то же самое и приходит к тому же выводу, только ему все равно, сколько людей у Зобатого поляжет за этот холм в грязь. А вот ему, Зобатому, не все равно. А с каких-то пор, может, еще не равней. Черствый со своими молодцами выбрались из реки, их замыкающие втянулись под побуревшие яблони между отлогим берегом и подножием холма. Не иначе, идут к Деткам.