Она по-кошачьи потягивается и хрустит пальцами обеих рук. Ее глаза горят странно знакомым огнем.
– Что сделал бы Кейн? Я вздрагиваю.
– Не стал бы задавать глупых вопросов!
Таланн настоящая фанатка. Ее привязанность ко мне в значительной степени объясняется ее надеждой встретить Кейна. Его тень все еще омрачает мою жизнь. Теперь я понимаю, откуда мне знаком этот ее прищур, – точно так же Кейн глядел вокруг, когда его загоняли в угол, когда наши жизни висели на волоске. В такие моменты он бывал почти счастлив.
С другой стороны, я знаю, что сделал бы Кейн: он пошел бы в атаку. Пробил их оцепление в каком-нибудь тесном уголке, где они не смогли бы использовать арбалеты, прорвался и убежал. Но для этого пришлось бы бросить на произвол судьбы Конноса с семьей – в противном случае их зашита будет мешать нам защитить самих себя. Я оглядываюсь на Ламорака, вижу его решительное лицо. Он ждет моего ответа. Я на все сто уверена, что Кейн не стал бы жертвовать собой, как предложил Ламорак, но Кейн не стал бы дожидаться моего разрешения действовать.
Все смотрят на меня. На какую-то долю секунды я замираю в неуверенности; мне хочется, чтобы решение принял кто-то другой.
– Ладно, – мрачно произношу я. – Близнецы вместе со мной смогут удержать эту комнату. Ламорак, отправляйся на восток!
– По крышам? Я качаю головой.
– Из дома в дом. Косалл вполне может пробить стену. Таланн, иди на юг, к реке. Если выберетесь, отправляйтесь на Медный Стадион и скажите…
– Черт! – выдыхает Ламорак, глядя в окно. – Это же Берн!
– Граф Берн? – переспрашивает Таланн с горящими глазами. – Сам граф?
Я прижимаюсь к Ламораку и смотрю так же, как и он, на человека, который стоит в надменной позе, опираясь на стену и раскуривая самокрутку.
Хэри передалась дрожь, пробежавшая по спине Пэллес, но она тотчас исчезла в нахлынувшей на него ярости. «Берн! – Хэри инстинктивно сжал кулаки и больно ударился кистью об один из манипуляторов. – Берн, ублюдок недоделанный, будь я там… Боги, боги, почему я не там?»
Да, это Берн, я сразу же узнаю его. Он одет не по-графски, не в роскошной бархатной куртке и гетрах, которые сам же и ввел в моду. Вместо этого на нем потрепанный и выцветший саржевый костюм, который когда-то был алым, а теперь усеян бледными пятнами плохо отстиранной крови, С кожаного пояса шириной в руку свисают ножны небольшого, слегка изогнутого меча. Черты его лица так остры, что, кажется, должны блестеть на солнце, но сейчас они смягчены белозубой улыбкой.
Мое сердце падает: я знаю Берна, и – что еще хуже – он знает меня.
Это неправильно, я не должна поддаваться подобным чувствам… но сейчас мне очень хочется, чтобы Кейн был рядом.
– Меняем план, – быстро говорю я, поворачиваясь к друзьям, к людям, за чьи жизни я отвечаю. – Ламорак, вы с Таланн возьмете семью Конноса. – Я показываю на южную стену комнатки. – Идите туда и вниз. Избегайте лестниц и коридоров. Мы с близнецами прикроем отступление.
Ламорак застывает на месте. – Пэллес…
– Исполняйте!
Какое-то мгновение он все же колеблется, а его глаза ведут безмолвный диалог с моими.
Потом он вытягивает Косалл из ножен, держа меч за поперечину, перехватывает его за рукоять – и магия меча оживает. От тонкого, высокого звука у меня начинает ломить зубы. Острие дрожит, как воздух над разогретой солнцем дорогой, и я чувствую, как меч собирает в себя Силу.
Ламорак становится у южной стены и направляет на нее Косалл, держа его на уровне своей головы. Потом налегает на рукоять, и Косалл легко проходит сквозь дерево; при этом издаваемый им звук становится глуше. Ламорак ведет клинком по стене, очерчивая им арку; он не пытается пилить дерево, он просто режет его, как мягкий сыр. Этим мечом он может при необходимости резать стены домов на всем пути к реке. Да что там дерево! Дай Косаллу время, и он прорежет даже камень или сталь.
А время должна дать им я.
Внизу, на улице, Берн делает какой-то жест. Люди в серых кожаных куртках Котов выходят из переулков и бегут к нашему дому.
Я глубоко вдыхаю, выдыхаю, снова вдыхаю. Мои руки непроизвольно скользят по одежде, от кармана к мешочку на поясе, от ножен меча к ножнам кинжала, проверяют, на месте ли резные камни и причудливые слитки драгоценных металлов, жезлы и проволочки, кусочки стекла, пакетики с порошками. В это время дыхательные упражнения включают мое мысленное зрение.
Благодаря ему я вижу, что Оболочка Берна – мерцающая аура жизненной силы – такая же большая и яркая, как Оболочка любого архимага. Я успеваю подавить панику, пока она не лишила меня мысленного зрения.
Это просто невозможно: Берн воин, а не адепт, воинскому делу его учили монахи – нет у него магии и никогда не было! Но теперь…
Теперь, через переплетенные разноцветные нити – так выглядит в мысленном зрении Сила – я вижу еще одну нить, сгусток Силы толщиной больше двух моих кулаков. Она не извивается и не скручивается, как остальные. Она ярко-алого цвета – такой бывает, если раскалить в горне сталь. Она обтекает Оболочку Берна и словно копье летит на юго-восток. Она исчезает в одном из домов, но дерево и кирпич не могут противостоять Силе, и я понимаю, что находится в том направлении. Сгусток Силы устремлен на Старый Город, на остров Великого Шамбайгена – сердце Анханы.
Эта Сила идет из дворца Колхари.
Этот сукин сын получает Силу. Это невозможно, но факт – он получает ее от проклятого Ма'элКота! Вот почему он воспользовался магическим покровом, чтобы незаметно убрать наших помощников, а я ничего и не почувствовала. Его Сила исходит из места, расположенного за милю отсюда, и не влияет на здешний поток Силы.
Поглощенная этими размышлениями, я до последней минуты не замечаю, что Берн протягивает руку к моему окну.
Я отшатываюсь от окна. Взрыв и ревущее пламя. Я падаю на пол и закрываю глаза одной рукой, другой нащупываю миниатюрный щит из отшлифованного кварца, хранящийся в моем нагрудном кармане. Ощутив его заряд, моя рука начинает дрожать; мысленным зрением я вижу переплетение светящихся линий на поверхности щита. Я заставляю этот образ войти в мое сознание и вижу, как линии заполняют зияющее отверстие в стене.
В него струится солнечный свет; рваные края лижет пламя; лишенный опоры потолок начинает прогибаться. На крыше напротив нашего дома десяток Котов становятся на край, поднимают арбалеты и стреляют в меня.
Стрелы со свистом летят через улицу и застывают там, где раньше была стена, подрагивая так, словно они застряли в дереве, На самом деле их удерживает только что созданный моим воображением щит. Четверо Котов соскальзывают с крыши на веревках – маневр проделан великолепно и, несомненно, позволил бы им проникнуть в отверстие, но они ударяются о мой щит и отлетают. Однако отдача столь чувствительна, что я издаю стон, – такое ощущение, будто меня ударили в живот.
В мысленном зрении щит выглядит как кусок золотистой
Силы толщиной сантиметров десять, но для остальных это нечто вроде стеклянной стены, на ощупь напоминающей вулканизированную резину. Из кусочка кварца струится Сила с огромным запасом устойчивости, так что я могу удерживать щит до тех пор, пока меня не покинет мысленное зрение. Висящие на веревках Коты ударяют в щит, пытаясь пробить его. Мне больно.
Что ж, зато теперь Берн не сможет использовать огненные шары без риска поджарить своих людей. Пользуясь передышкой, я встаю на ноги, продолжая концентрироваться на образе щита.
За моей спиной видна прорезанная Ламораком арка. Находящаяся в ней Таланн опускает в такое же отверстие в полу младшую дочь Конноса. Потом Таланн поднимает кулак, сигнализируя, что все в порядке, зовет нас за собой и легко прыгает в отверстие.
Близнецы использовали вырезанные Ламораком из стены доски, чтобы крепче запереть дверь в коридор. Снизу самодельные запоры удерживает воткнутый в пол кинжал, а их верхушки упираются в дверную ручку. Это задержит Котов, однако всего на несколько секунд.