— Еще вопрос можно?
— Давай, только побыстрей, не теряй времени. Меня уже к вечеру наш пригласит на ковер, так что пожалей старшего товарища.
— Он что, очень важная птица — этот Каманин? Почему такая спешка? Отчего переполох? Его ж все-таки не замочили, а ведь бывают фигуры и покруче, сам знаешь.
— Почему переполох в МИДе? Как тебе сказать? Ну, во-первых, все же заместитель министра. Во-вторых, сам по себе, на мой лично взгляд, интересная фигура. В восьмидесятых годах был советником нашего посла в Афганистане, и отношение к нему самое разноречивое. Чем вызвано, честно, не знаю. Но, впрочем, это вовсе и не моя, а твоя задача, Александр Борисович, узнавать, выяснять, вычислять и прочее. Cловом, почему я тебя должен учить? Ты и так уже большой мальчик.
— Ирония неуместна, Константин Дмитрич, — парировал Турецкий.
Когда Меркулов переходил на имя-отчество, значит, действительно пора завязывать с трепом. Но тем не менее последнее слово Александр хотел оставить за собой. Он поднялся и спросил:
— А при чем тут газеты… телевизор… о которых ты спросил вначале? Разве уже успели раззвонить?
— Нет, разумеется. Это ж случилось всего какие-то три… — Меркулов посмотрел на наручные часы и поправился: — Три с половиной часа назад. Откуда? А вопрос был задан просто для выяснения твоего общего утреннего состояния, способен ты хоть что-то соображать или еще нет. Я ответил? — И Меркулов беспечно ухмыльнулся.
И это тоже в порядке вещей.
Тем не менее голова больше не болела, хотя и особой свежестью в мыслях Александр Борисович тоже не мог бы похвастаться.
Итак, первым делом надо выяснить, кто выезжал на место происшествия, что дал первоначальный осмотр, чем порадуют эксперты-криминалисты и, наконец, что думают по этому поводу пострадавшие. Хотя среди таковых серьезно пострадал один — водитель, который, как сообщили Косте, находится в реанимации Института Склифосовского. И Турецкий для начала решил сделать звонок начальнику МУРа Вячеславу Ивановичу Грязнову, к которому стекались все данные о происшествиях в городе, своему вчерашнему компаньону.
— Привет, генерал. — Фривольные интонации Турецкого должны были означать, что ему известно о «предательстве» лучшего друга. — Ну а твое драгоценное здоровье, значит, не подкачало?
— А-а, Саня! — словно обрадовался Слава. — А я вот сижу и гляжу на аппарат: когда позвонишь? Что ж ты, друг, предупреждать надо!
— Это тебя?! Что я слышу, Грязнов?! Между прочим, постоянное общение со стукачами откладывает серьезный отпечаток на характер опера, не замечал?
Грязнов ядовито рассмеялся:
— Не лезь в бутылку, Саня. Костя, прежде чем поинтересоваться, куда мы вчера запропастились, предупредил, что дело, которое он тебе поручил, серьезнее некоторых амбиций. Я уже в курсе, поэтому бери-ка ноги в руки и кати ко мне. Куда ты без меня денешься?
— А-а, — удовлетворенно протянул Турецкий, — значит, он и тебя запряг? Это меняет дело, как говаривал наш бывший вождь и учитель. Соседи что-нибудь уже нарыли? — Он имел в виду Лубянку.
— Кое-что имеется, приезжай.
Внешний вид генерала милиции никак не говорил о том, что он cо своим другом, тоже генералом, но от прокуратуры, иначе говоря, государственным советником юстиции третьего класса Александром Борисовичем, старательно и достаточно стремительно — от одиннадцати вечера до почти трех утра — искажал свой моральный облик, как говаривали в добрые старые времена. Никаких следов ночной борьбы с собственным здоровьем. Турецкий искренне позавидовал цветущему виду Вячеслава, хотя тот был старше на целых пять лет. Ну, рыжие, когда-то непокорные кудри стали редкими и пегими, да еще погрузнел, вторая так называемая грудь раздалась, отчего пуговицы мундира сходились с трудом.
Но прежним блеском светились хитрые глаза. А вот Александр Борисович, если посмотреть со стороны, в настоящий момент вполне соответствовал бы юмористическому представлению об ожившем вопросительном знаке — такой же длинный и слегка изогнутый в верхней своей части.
— Вот почему, Саня, — встретил Турецкого Грязнов, вмиг оценив внутреннее состояние друга, — я уже давно не хожу замуж. В смысле не женюсь, понял? Никто не помогает мне жить и не следит ревнивым оком за моей нравственностью. Но я — это я, а ты — это ты, со всеми вытекающими. Ты когда ж уехал-то?
— Здрасте! Будем искать вчерашний день?
— Да нет, я все помню. Мы сидели, потом…
— А потом ты заявил: все, иду спать.
— Разве? — удивился Грязнов. — Скажите пожалуйста! Значит, сработала защитная реакция организма. А ты, надо полагать, явился домой и к Ирке полез? Она дала отлуп, и тогда ты, кровно обидевшись ушел в эмиграцию, так?
— И находился в ней до утра, — подтвердил Турецкий.
— А я всегда утверждал, что в эмиграции плохо, — сморщил нос Грязнов. — Ho дураки не понимают, думают, им там медом намазано. А там…
— Ноги на пол свисают, — с безысходным выражением на лице покивал Турецкий.
И оба расхохотались. Тема была исчерпана.
— У меня есть тут маленько, — кивнул на сейф Грязнов. — Если очень плохо?..
— Не, — покачал ладонью Александр, — Костя постарался, дал таблетки от головы. А вот кофейку покрепче, это я бы смог.
Грязнов немедленно дал команду секретарше Людмиле Ивановне приготовить пару чашечек, на что получил ответ:
— Вячеслав Иванович, уже несу.
Разговор велся по громкой связи, и Грязнов лишь молча развел руками, а Турецкий изобразил немое восхищение.
— Капнуть? — словно невзначай кивнул Грязнов, когда Людмила Ивановна, кокетливо поведя плечиком в сторону Александра Борисовича, вышла.
— Да капни уж, успокойся! — Турецкий скривился так, будто Вячелав предложил ему яду.
И Грязнов действительно капнул, влил буквально по чайной ложке из коньячной бутылки, которую сразу же вернул в сейф, бурча при этом:
— Можно ж ведь по-человечески… — и тяжко вздохнул от минувших воспоминаний. Затем он вернулся к столу, поднял свою чашку и сказал: — Ну давай… введу тебя в то, что мы имеем. А имеем мы пока следующее…
Незадолго до прихода Турецкого в МУР на имя Грязнова пришел факс из ФСБ. Акт взрывотехнической экспертизы представлял собой две странички, скрепленные степлером.
Александр пробегал его глазами, прихлебывая кофе и кивая при этом. При подрыве автомобиля марки «ауди» номерной знак такой-то, по утверждению эксперта-криминалиста, было использовано самодельное взрывное устройство, состоящее из тротиловой шашки, детонатора и часового механизма. Мощность устройства соответствует тремстам граммам. Найденные на месте взрыва фрагменты деталей указывают на их заводское происхождение, однако сборку производил профессионально грамотный специалист. Фрагмент таймера показал, что взрыв должен был произойти ровно в семь сорок пять.
Само взрывное устройство было заложено под днищем автомобиля, в районе заднего сиденья, справа, и закреплялось с помощью магнита. По заявлению хозяина автомашины, это было именно то место, где он сидит постоянно. И выезжает всегда в одно и то же время.
— Любопытно, Саня, — заметил Грязнов, — что наш потерпевший отказался вообще давать какие-либо показания этому майору из местного отделения. Там рапорт майора приложен, ты прочтешь. Но дело в том, что, по свидетельству и самого хозяина и по показаниям консьержки — это тебе еще предстоит проанализировать, — по нашему Каманину можно часы проверять. Пунктуальный до идиотизма, садится в машину ровно в семь сорок пять, за редчайшими исключениями, ни минутой раньше или позже. Бзик такой, надо понимать. Вот, похоже, именно на этом бзике его и захотели достать. Другими словами, пахнет заказухой. Терпеть этого не могу, — Грязнов даже засопел от возмущения.