Выбрать главу

Вилли Конн

ГЕРОЙ БРОДВЕЯ

ЛИЛИ

По тропинке, ведущей к заброшенной баньке, шла совершенно голая девушка. Лунный свет, припудривая бархатистую кожу, играл блестками ее распущенных волос, доходивших до пояса, а заросли крапивы зелеными волнами то обнажали, то вновь скрывали ее стройные ноги. Словно вылитая из серебра, она прошла так близко, что я успел заметить как вздрагивала при ходьбе упругая девичья грудь.

Свернув с тропинки, она растворилась в благоуханном аромате теплой июльской ночи. Скрипнула дверь баньки, все смолкло.

Я лежал у потухшего костра, боясь неосторожным движением выдать свое присутствие. Как невыразимо хороша была девушка! Мне хотелось бежать за ней, прильнуть к окну баньки, чтобы еще раз увидеть ее обнаженной, но я не мог сделать ни шага. Одновременно с восторгом на меня нахлынуло чувство неизъяснимой тревоги. В девушке было что-то от оживших восковых фигур.

Леденящий душу страх полз по лесной поляне, как газ без цвета и запаха проникал в каждую клетку моего существа. В лесу что-то происходило, и это касалось меня.

Вдруг вспышка, похожая на молнию, осветила окрестности. Я замер, ожидая раскатов грома. Но все было тихо и недвижимо. Лишь на потемневшем небосклоне вспыхнула злая звезда. Я готов был поклясться, что еще полчаса назад ее не было. Зловещий свет звезды усилил напряженное ожидание чего-то, принес холодную печаль вселенского одиночества…

Все произошло здесь, на этом самом месте, ровно год назад. Я вспомнил волнистые волосы Эллы, ее большие голубые глаза северянки с раскосым азиатским разрезом, ее тонкую талию и маленькую круглую попку, не самой безукоризненной формы, но лихо затянутую в бывалые студенческие джинсы.

В тот день мы остались в туристском лагере одни. Она попросила меня наколоть дров для старой баньки, построенной невесть кем возле лесного источника. Родник был в самом центре бани, отчего воздух в ней был необычайно свеж и сладок. Подкладывая дрова в огонь, я представлял, как Элла войдет сюда, снимет свой розовый халат, под которым не будет надето ничего, сядет на эту замшелую прохладную скамью, подставит грудь и шею ласковому теплу очага. А я вопьюсь в нее взглядом сквозь закопченное банное оконце.

Когда она вошла, я уже притаился в своем убежище, прильнув к окну. Девушка скинула халат. Теперь она стояла передо мной голая и одинокая как луна, сбросившая вуаль облаков. Манящей матовой белизной вырисовывалось тело. Она повернулась к бадье, подошла к ней встав против оконца во всей своей прелести. Я почувствовал томную, болезненную и сладкую конвульсию в теле, на какую-то секунду перехватило дыхание, часто-часто забилось сердце. Она попробовала пальчиком воду. И тут заметила меня. Но вместо того, чтобы вскрикнуть, она зачерпнула пригоршню теплой ключевой воды и брызнула себе на грудку. Я видел, как заблестели серебряные капельки на ее коже, потекли вдоль всего девичьего тела и остановились, повиснув бусинками в самом низу. Она сжала ножки, и бусинки покатились дальше. Девушка, потупив глаза, замирая от желания и смущения, смахнула щекотные капельки на пол и, озорно улыбнувшись, посмотрела мне прямо в глаза.

В следующую секунду я был в баньке. Мы упали на мокрый дощатый пол. Я впился губами в ее маленькую мокрую грудь… Она напряглась и, изгибаясь навстречу мне, целовалась сосредоточенно и самозабвенно.

Вдруг пушечным выстрелом ударила дверь! В проеме стоял егерь, влюбленный в Эллу. Она выскользнула из-под меня, шмыгнула к выходу. Губы ревнивца дрожали, огненно-рыжие волосы сбились на бок. В руке он сжимал топор. Я стоял перед ним и, чувство собственной вины не давало мне воли к сопротивлению. Но он меня не тронул. Швырнув топор, он бросился вслед за Эллой.

В этот же вечер Элла уехала из лагеря. А позже пропал егерь. Я не стал допытываться, что с ним стало. Знал только, что он пропал при весьма странных обстоятельствах. Я гнал мысль о том, что стал невольным виновником его гибели. Но она снова и снова вползала мне в душу, вызывая угрызения совести и подспудный суеверный страх. Ведь зло — бумеранг судьбы. Запущенный в другого, он неминуемо возвращается, чтобы поразить того, кто его запустил.

Неудовлетворенное мужское чувство возвращало мои воспоминания к заброшенной баньке. Сколько раз, задыхаясь в сладострастном сне, я видел зовущую обольстительную Эллу у чана с теплой родниковой водой. В память врезалась каждая черточка ее лица, каждый изгиб ее тела. Но когда я пытался прикоснуться к ней, появлялся егерь. Таинственная история исчезновения сделала его образ зловещим и мрачным настолько, что, увидев его во сне, я просыпался с криком и потом, до утра мучился в постели, желая и боясь уснуть. Я ждал его мести, но был не готов ее принять, потому что начатое с Эллой не успел довести до конца. Так узник не приемлет несправедливый приговор.

И вот эта записка, выманившая меня к старой баньке! Я обнаружил ее на письменном столе в закрытой на ключ комнате. Как она могла сюда попасть? Никто, кроме Эллы и егеря, не знал о заброшенной баньке. Егеря не было в живых. Значит, записку могла написать только сама Элла?

Может быть она, подобно мне, мучается несвершившимся.Может быть ее так же, как и меня, влечет к этой теплой родниковой воде, сладкому запаху папоротников и дурмана, — говорил я себе, стараясь унять одолевавшие меня сомнения.

В конце концов я оказался здесь в условленный день и час, изнывающий от страха, неудовлетворенного желания и надежды все повторить с Эллой.

Я ожидал чего угодно. Я готов был встретить здесь пропавшего егеря, коварную западню, но никак не то, что увидел. Прекрасная лунная девушка перечеркнула то, что было со мной прежде. Я с удивлением понял, что больше не хочу видеть Эллу. Ее кривоватые ноги, раскосые глаза, грубые плечи резко контрастировали с прекрасными формами лунной красавицы. Теперь, после встречи с ней, обладание Эллой не доставило бы мне большой радости.

Я дрожал и цепенел от восторга при одной мысли, что сейчас девушка пойдет обратно. Я не мог надеяться на обладание ею, я хотел увидеть ее хотя бы еще раз. Но она не шла. Тогда я снял обувь и, осторожно нащупывая сучки, эти истлевшие кости деревьев, которые могли предательски хрустнуть под ногами, пошел к баньке.

Чем ближе я подходил к чернеющему в кустах строению, тем громче колотилось сердце. А что если она не одна, что если я увижу, как чужой мужчина обладает ею в баньке? Я сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Я ревновал самой горькой и безнадежной ревностью — ревностью к чужой. Ревность к своей может быть подслащена коварными ласками и лишь ревность к чужой всегда только горька.

Поражаясь своей змеиной ловкости, я пополз вдоль стены. Оконце светилось. Чуть дыша я прильнул к стеклу. Банька была пуста! На холодном, давно не топленном очаге стояла восковая свеча. Она горела на удивление ярко. Язычок пламени был словно вылит вместе со свечой. Но где же девушка? Она не могла исчезнуть. К баньке вела единственная, проложенная в кустах тропинка, с которой я не сводил глаз, продраться же сквозь дебри напрямик не смог бы даже человек в плотной одежде, а ведь она была совершенно нага…

Преодолевая страх, я крадучись вошел в баньку. Коснулся камней очага — они были холодными. Струйки воска от горящей свечи бежали по ним, образуя причудливые узоры. Внезапно пламя свечи качнулось, горячая струйка воска змейкой сбежала вниз. Изогнувшись, она застыла белыми восковыми буквами. «ДАН» прочитал я свое имя. Дощатая дверь баньки, заскрипев, приоткрылась. Я замер. В баньке кто-то был. Огонек свечи дернулся и угас. Стало темно. Злым ночным глазом смотрела в оконце незнакомая звезда.

Прохлада коснулась моего разгоряченного лба. Утоляющий душу покой стал овладевать мной. Желания и неминуемые их спутники — страхи — приглушило нечто похожее на музыку. Но это были не звуки, а гармония каких-то струй. Они приподняли меня над влажной шероховатой скамьей, и я уснул крепким сном.

Проснулся я, когда яркий луч солнца ударил мне прямо в лицо. Я приподнялся на скамье. События минувшей ночи я готов был воспринимать как сон, но разжав кулак, я увидел прилипшую к ладони маленькую букву. Это был не сон. Мне опять стало не по себе. Почему вместо Эллы появилась лунная девушка? Как удалось ей бесследно исчезнуть? Я еще раз внимательно осмотрел восковую букву. Сомнений быть не могло. Это действительно была буква, четкая, словно отлитая на типографской машине. Я достал из кармана блокнот и вложил между страницами злополучный кусочек воска. Ужас прошедшей ночи снова овладел мной — я готов был бежать из этого страшного места. Но желание увидеть лунную девушку оказалось сильнее. Сознавая, что этого нельзя делать, я решил остаться.