— Неназванной? — уточнил Сайбер.
— Тогда никому и в голову не пришло расспросить его о деталях веры, ради которой он бросал своих инквизиторов на защиту просто люда, — женщина поспешила наполнить все стаканы, которые к этому моменту уже опустели. — А когда ему удалось обещанное, оказалось, что и вопросы задавать уже поздно. Инквизиторы стали силой, с которой следовало считаться всем и каждому, а те, кто задавал лишние вопросы — считались еретиками, жизнь которых не имела ни цены, ни смысла.
— И снова, настолько хитро, что я чувствую себя идиотом, — произнёс Данте, продолжая пытаться высечь искру своим взглядом, крадущимся по изгибам фигуры магистра Милистер, отлично читающимся даже несмотря на мантию, которая при тщательном рассмотрении, напоминала скорее тонкий халат, под которым, как надеялся сам Данте, больше нет никакой одежды.
— Так если они справляются, зачем я здесь?
— Инквизиция оказалась опаснее, чем тирания Ирра. Под предлогом защиты они захватили ещё больше власти, чем планировал павший король, в то время как сама причина бесконечного появления мертвецов у границ — так и оставалась неразрешённой загадкой, — кажется, Милистер уже изрядно захмелела. Об этом кричало то самое декольте, которое она перестала поправлять, не смотря на то, что обнажённого тела становилось всё больше. И Данте не собирался говорить ей об этом. — Орден героев считали, что призыв — единственная возможность для разрешения всех проблем разом.
— И инквизиция им помешала, — понял Сайбер.
— Да, — кивнула женщина. — Она уничтожила большинство тех, кто был в курсе происходящего, а сам орден — объявила вне закона, — Милистер на мгновение задумалась над тем, стоит ли рассказывать герою о том, что он сотню лет провёл в пустоте, и решила, что лучше не стоит. — Противостоять епископу решился лишь Аластор. Будучи одним из сильнейших магов нашего времени, он провёл долгие годы в изучении ныне запретного ритуала призыва, собрал вокруг себя осколки былого ордена и сделал то, за что его в скором времени казнят.
— Так значит… — Аника, всё это время старательно записывающая рассказ женщины где-то среди своей внутренней библиотеки памяти, внезапно встрепенулась и застыла, позволив слезам легко заблестеть в уголках глаз. — Он всё ещё жив?
— Уж поверь мне, милочка, этот старый пройдоха живее всех живых, — отмахнулась Милистер.
— Но откуда вы знаете? — на этот раз слеза не устояла на своём месте и покатилась вниз, по щеке девушки, упав прямо в стакан.
— Я чувствую его присутствие в этом мире, — как-то загадочно и даже томно, ответила магистр. — Не буду погружаться в детали, но можешь поверить мне на слово. Аластор жив.
— Отличные новости! — тут же обрадовался Данте. Он таки получит свою награду!
— Кстати, — в разуме Сайбера всплыла ещё одна деталь, которую стоило бы обсудить. — Вы назвали его воришкой. Откуда вы знаете Данте?
— Я в курсе того нелепого контракта, — женщина кивнула в сторону авантюриста, внезапно не то растерявшегося, не то обидевшегося от её фразы. — Он сообщил мне об этом прямо перед тем, как отправился в храм Эсмерельдена.
— То есть, он был тут до того как призвать меня?
— Я так и сказала.
— Но почему было не призвать меня здесь?
— Храмы связаны между собой. Одно и то же королевство не может использовать призыв несколько раз подряд. Не знаю, кто именно это придумал, но думаю, что это было сделано не просто так. Достаточно лишь вспомнить Ирр, — ответила ему женщина, тут же расставив все точки над «И».
— Разумно, — согласился герой. — Но почему именно Эсмерельден?
Женщина устало выдохнула, собираясь с мыслями перед тем, как рассказать то, о чём планировала умолчать. — Тебя уже призывали, сто лет назад. Но инквизиция прервала тот ритуал, не дав тебе преодолеть пустоту междумирья.
— Сто лет? — не до конца понимая, о чём идёт речь, герой медленно отпил из своего стакана. — В каком это смысле?
— В том, что последний век ты провёл в бездне небытия, — прямо ответила Милистер, устав уклоняться от этой темы. — Ты должен был появиться в этом мире ещё до рождения Аластора.