Я не была уверена, слышал ли он наш разговор и сделал ли из него те же выводы, что и я, но одного взгляда на его лицо оказывается достаточно, чтобы понять, что он слышал и все понял.
Женщина по-прежнему дружелюбно болтает, и я стараюсь поддерживать беседу, насколько это возможно.
Но я больше не доверяю им. С каждой минутой я нервничаю все больше и больше.
Зеду, Рине, Дружку и мне нужно уйти.
У нас с Зедом проходит несколько бесед, состоящих из мимики и осторожных движений рук.
Я понимаю, что он пытается мне сказать. Нет смысла пытаться оторваться от них, если у нас нет укрепленной позиции. Их четверо, а нас двое. Нас убьют, если мы попытаемся противостоять им сейчас.
Но если они что-то замышляют, то они пытаются нас куда-то заманить. И, скорее всего, это будет своего рода узкое место, где они смогут устроить на нас засаду, не пострадав сами. Возможно, они делали это раньше. Возможно, много раз. Просто подстерегают путешественников, нападают на них и крадут все их имущество, предварительно притворившись дружелюбными.
Возможно, они не такие, как мы думаем. Возможно, моя тревога переходит все границы и я выдумываю угрозы там, где их нет.
Но я никогда не сомневалась в своем решении доверять Маку, Анне, Кэлу и Рэйчел. Мои инстинкты всегда подтверждали мое первое впечатление.
Прямо сейчас мои инстинкты вопят как сумасшедшие, предупреждая об опасности.
Зед постепенно замедляет шаг, делая вид, что ему трудно тащить тележку в гору. Я надеюсь, что остальные оторвутся, уйдя вперед, но они этого не делают. Они тоже замедляются, всегда окружая нас с флангов.
Это неправильно.
Это плохо.
Нам нужно как-то выкручиваться.
Но я понятия не имею, как.
Если я начну стрелять, то, возможно, смогу уложить двоих до того, как остальные среагируют, но двое других успеют выстрелить и, вероятно, не промахнутся. Нас с Зедом обоих убьют, и тогда Рина окажется в их лапах. Я не могу так рисковать.
Когда мы поднимаемся на холм, я вижу фургон без колес, брошенный на обочине примерно на полпути вниз. Он припаркован под углом, наполовину преграждая дорогу поменьше, пересекающую ту, по которой мы идем.
Это, вероятно, самая лучшая укрепленная позиция, которую мы сможем занять.
Я украдкой бросаю взгляд на Зеда и вижу, что ему пришла в голову точно такая же мысль.
У нас нет плана, но есть только один стоящий вариант.
Нам нужно схватить Рину, спрятаться за фургоном, начать стрелять и надеяться на лучшее.
Я жду, все еще делая вид, что весело отвечаю женщине. Невероятно трудно говорить непринужденно, когда меня почти трясет от волнения.
Мы спускаемся вниз по склону. Когда мы оказываемся в нескольких метрах от фургона, Зед отпускает тележку и тянется к Рине. Прежде чем он успевает схватить ее, я начинаю стрелять, целясь в спину парня, который, как я решила, представляет, пожалуй, самую большую угрозу из всей компании.
Он падает вперед, а я прицеливаюсь в другого из них и одновременно бросаюсь бежать к фургону.
Зед на шаг обгоняет меня, держа Рину одной рукой и стреляя другой. Его выстрелы улетают мимо цели, но, по крайней мере, они дают нам прикрытие. Дружок следует за нами по пятам и яростно рычит, очевидно, чувствуя наше настроение и понимая, что надвигается опасность.
Моим вторым выстрелом я подстрелила только одного из них, но мы застали их врасплох настолько, что у нас появился шанс занять позицию за фургоном.
Остальные трое отстреливаются. Их больше, и наше единственное преимущество — укрытие за фургоном. Мы стреляем и пригибаемся. Стреляем и пригибаемся. Кажется, я подстрелила еще одного из них, но, опять же, это не смертельный выстрел.
— Вы ничего не сможете сделать, — кричит женщина. — Вам некуда идти. Внизу на холме нас ждут друзья. Они услышат выстрелы и придут на помощь. Вы будете окружены, не успеете оглянуться. Просто выйдите, и мы не причиним вам вреда.
Я ей не верю, и Зед тоже. Он качает головой, крепко сжав челюсти. Он вскакивает и стреляет несколько раз, прежде чем пригнуться.
— Двое все еще на ногах, — бормочет он, снова присаживаясь на корточки рядом со мной. — И к ним идет, подкрепление, — он кладет руку Рине на спину. Она свернулась калачиком, пряча голову, как мы всегда учили ее делать, когда кто-нибудь стреляет.
Я слышу, как она тихонько хнычет, и тогда я понимаю, что мне нужно делать.
— Возьми ее и Дружка, — говорит мне Зед. — Беги как можно быстрее по этой дороге, — он кивает в сторону узкой дороги, которая пересекает ту, по которой мы ехали. — Я задержу их здесь на достаточное время, чтобы вы смогли уйти, — его голос срывается. — Просто позаботься о ней. Пожалуйста.
Я дрожу. Беспомощно. Мне приходится бороться с собой, чтобы не стучать зубами. Но я качаю головой.
— Нет. Ты сильнее. Ты бегаешь быстрее. У тебя будет больше шансов сбежать, чем у меня.
— Нет, черт возьми...
— Да! — я шиплю это слово, мои глаза наполняются слезами. — Ты обещал мне, что сделаешь это, если мы окажемся в такой ситуации! Ты ее отец. Ты нужен ей, — я поднимаю пистолет и нажимаю на курок несколько раз, стреляя наугад в надежде отвлечь их. Я думаю, они, вероятно, вышли за пределы досягаемости и ждут прибытия своих друзей, чтобы окружить нас. Они начнут наступать на нас только в том случае, если мы попытаемся сбежать.
— Я не оставлю тебя здесь умирать, — выдавливает из себя Зед. — Я никогда этого не сделаю. Ни за что на свете.
— У тебя нет выбора, — пара слезинок скатывается по моим щекам, но я слишком поглощена выбросом адреналина, чтобы плакать по-настоящему. — Мы должны обеспечить безопасность Рины, и ты — тот, кто может сделать это лучше всех. Я могу сделать это, — я указываю пистолетом на фургон. — Это то, что я должна сделать. Ради нее и ради тебя. Теперь я это знаю. Я прожила так долго, чтобы сделать это. Так что, пожалуйста, позволь мне сделать это.
— Эстер, — хрипит он, протягивая свободную руку, чтобы схватить меня за подбородок и щеку.
— Ты не можешь быть моим героем здесь, — я нетерпеливо смахиваю еще пару слезинок. — Но ты можешь стать ее героем. Ты должен стать им для нее. Спаси ее. Сделай это для меня.
На его лице все еще читаются невысказанные возражения, поэтому я выпаливаю:
— Ты обещал мне, Зед.
Он правда обещал. И теперь я понимаю, что напряженный разговор в тот вечер в Гивенсе подводил нас к тому, что происходит прямо сейчас. К этому самому моменту.
Если ему придется выбирать между моим спасением и спасением Рины, он должен выбрать свою дочь.
Невозможно выбрать нас обеих.
Вот во что превратился этот мир.
Я вижу страдальческую покорность на его лице. Он издает странный сдавленный звук и наклоняется, чтобы крепко и коротко поцеловать меня.
Я киваю и снова вытираю глаза, потому что мне нужно видеть. Рина громко всхлипывает, все еще свернувшись калачиком.
Протянув руку, я глажу ее растрепанные волосы.
— Я люблю тебя, милая. Никогда не забывай об этом.
Зед издает еще один сдавленный звук, заключая дочь в объятия. Он встает, пригибаясь, чтобы оставаться под прикрытием фургона. Достает маленький пистолет, который всегда носит в кобуре на лодыжке, и протягивает его мне.
Наши взгляды встречаются. Мы больше ничего не говорим.
Больше нечего сказать.
Я быстро почесываю Дружка за ушами.
— Ты пойдешь с ними. Хорошо? Ты пойдешь с ними.
Пес скулит. Я понятия не имею, что он понимает и что он сделает. Он всегда ходит за мной по пятам, и я боюсь, что именно это он и собирается делать сейчас.
— Сейчас, — говорю я, держа по пистолету в каждой руке.
Зед пускается бегом, крепко держа Рину. Как я и ожидала, Дружок не следует за ними. Он остается рядом со мной, а я встаю и начинаю стрелять из обоих пистолетов.
Должно быть, они увидели, что Зед бежит, потому что они снова приближаются и стреляют в меня в ответ. Я попадаю в женщину, и она падает, но есть еще один мужчина, и он продолжает стрелять.
Скоро придут другие. Даже если мне удастся попасть в этого последнего парня, мне все равно придется остаться и дождаться остальных, иначе они просто побегут за нами и, возможно, догонят Зеда и Рину. Я должна оставаться на этом посту до самого конца, чтобы дать Зеду и Рине как можно больше времени для побега.
Здесь у меня нет надежды. Абсолютно никакой надежды.
Может быть, они не убьют Дружка.