Затем я слышу его голос.
— Эстер. Эстер!
Черт бы побрал все это. Зед, должно быть, последовал за мной сюда.
— Я в порядке, — выдавливаю я, все еще согнувшись и пряча лицо. — Я в порядке.
— Нет, это не так. Ты разваливаешься на куски.
— Нет, я в порядке! — я поднимаю голову и смотрю на него сквозь слезы. — Я не разваливаюсь на куски.
Он стоит надо мной, глядя вниз, и выражение его лица ошеломленное, болезненное и растерянное.
— Прекрати, — вырывается у него.
Я моргаю.
— Что?
— Прекрати мне врать и скажи, что, черт возьми, не так.
— Что не так? Что не так?
— Да, — он присаживается на корточки и обхватывает мое лицо одной рукой, смахивая большим пальцем несколько слезинок. — Я думал, ты хотела… ты хотела быть здесь.
— Я и хотела. Ну то есть, я думаю, что это лучшее место для... для вас с Риной, — я вдруг понимаю, в какой эмоциональный бардак я превратилась. Зед будет жалеть меня, а этого я хочу меньше всего на свете. Я стряхиваю его руку и остатки слез и ухитряюсь сказать: — Я правда в порядке. Наверное, это из-за переутомления. И всех перемен. Со мной все будет в порядке.
— Прекрати, — снова выдавливает он, на этот раз тихо и почти яростно.
По какой-то причине это так меня злит, что я резко отстраняюсь, нахмурившись.
— Перестань говорить мне, чтобы я прекратила! Я делаю все, что в моих силах. Я потеряла все. Всех, кого я любила, и все, чего я хотела в жизни. Мне позволено справляться с этим единственным доступным мне способом!
Зед выпрямляется. Несколько раз моргает, глядя на меня.
— Ч-что?
— Если я хочу притворяться, что со мной все в порядке, когда это не так, то я могу это делать! Если ты не хочешь быть со мной, ты не имеешь права вести себя так, будто я должна говорить тебе правду.
— Если я не хочу... — он повторяет эти слова хриплым шепотом. Он застывает, только его глаза двигаются, настойчиво изучая мое лицо. — Что, черт возьми, здесь происходит?
— А ты как думаешь, что происходит? — огрызаюсь я в ответ. Я не понимаю его реакции, и это расстраивает меня еще больше. — Я понимаю. Правда понимаю. Ты трахал меня, потому что больше никого не было, и это лучше, чем вообще ни с кем не трахаться. Ты не знал, что у меня возникнут чувства, и я все испорчу. Я поняла. Но вы с Риной — единственные люди на свете, которые у меня есть. И я... — черт возьми. Слезы снова текут по моим щекам. — И я люблю вас обоих. Я не могу просто отложить все это в сторону, потому что ты сейчас хочешь освободиться, чтобы найти... найти другую женщину...
— О, Боже милостивый, — выдыхает он, вставая, делая шаг назад, затем вперед, а затем опускаясь на колени передо мной. Он протягивает руки, чтобы схватить меня за руки, которыми я вытирала лицо и глаза. — Что, черт возьми, здесь происходит?
Я смотрю вниз, настолько потрясенная его драматической реакцией, что инерция моего взрыва будто врезается в кирпичную стену.
— Почему ты вообще здесь?
Он прямо передо мной, втиснулся между моих колен. И выражение его лица меняется, и на нем появляется что-то похожее на надежду.
Надежда.
Освещающая его лицо. Освещающая все вокруг.
— Ты только что сказала… ты только что сказала, что любишь меня? — хрипит он.
Я хмурюсь.
— Я сказала, что люблю и тебя, и Рину.
— Как… как семью?
Я так растеряна, что отвечаю ему напрямик.
— Рину как члена семьи. Тебя же скорее как... как...
— Скорее как кого?
— Как… мужчину, — это звучит нелепо. Что, черт возьми, я несу? Я не такая. Я никогда такой не была.
— Ты любишь меня как мужчину?
— Почему мы должны все время это повторять? Ты и так это знал, не так ли? Иначе зачем бы ты затеял этот ужасный разговор прошлой ночью, пытаясь мягко порвать со мной и сказать, как все должно быть впредь? Я понимаю, но легче от этого не становится. И если я хочу разрываться на куски, мне позволено разрываться. Если я хочу притворяться, что со мной все в порядке, то и это мне тоже позволено. Ты не можешь вести себя так, будто мы вместе, если ты на самом деле не хочешь быть вместе с...
Я не могу закончить свою позорную тираду, потому что он наклоняет мою голову, чтобы поцеловать меня.
Когда он отпускает меня, я говорю:
— Подожди. Что?
Он усмехается, и выражение его лица, наконец, смягчается, снимая напряжение.
— Я думаю, мы, должно быть, где-то запутались. Поэтому давай так. Я люблю тебя, Эстер. Я влюблен в тебя. Я безумно влюблен в тебя. Я влюблен в тебя уже как минимум два года.
Я издаю странный писклявый звук.
— Подожди. Что? Подожди. Что?
Он снова смеется, обхватывая мое лицо своими большими теплыми ладонями.
— Я люблю тебя.
Проходит целая минута, прежде чем слова и их значение доходят до моей затуманенной головы.
Затем:
— Почему ты не сказал мне об этом раньше? — вопрос прозвучал довольно громко.
— Потому что я тебе даже не нравился.
— Еще как нравился...
— О, нет, не нравился. Я не идиот. Я знаю, что я тебе не нравился. Ты застряла со мной, и нам приходилось как-то выживать в наших обстоятельствах. И если бы я ляпнул, что каким-то образом за эти годы я влюбился в тебя, это сделало бы все только хуже. Тебе не нужно было столько давления. Нам не нужно было испытывать неловкость и вести себя друг с другом неестественно. Тебе не нужно было чувствовать себя странно из-за того, что ты не можешь ответить на мои чувства взаимностью. Я не мог сказать, когда я впервые в тебя влюбился, а потом, наверное, просто как-то... я привык это скрывать.
— Но ты, само собой, мог заметить, что мои чувства тоже начали меняться. Ну то есть, я сама инициировала секс в первый раз.
— Конечно, — он все еще улыбается. Все еще стоит на коленях у меня между ног. Это, должно быть, неудобно, но он не предпринимает ни малейшей попытки встать. — Тогда я начал надеяться, но ты не сильно изменилась, не считая того времени, когда мы занимались сексом. Поэтому я решил, что это... ситуация, когда «ну лучше так, чем ничего».
— Я думала, что ты именно так относишься ко мне.
— Ну, это не так. До Падения я встречался со многими женщинами, но никогда не был влюблен. Не так, как сейчас. До тебя.
Мои слезы прекратились, но горло все еще сжимается. Я делаю несколько тяжелых вдохов.
— Так... так ты хочешь, чтобы мы были парой?
— Конечно, хочу. Я хочу, чтобы ты была моей... моим партнером, моей возлюбленной, моей женой, как бы ты ни хотела называться. Я хочу прожить с тобой жизнь здесь, в этом городе, и попытаться вернуть хоть что-то из того, что мы потеряли. Ты и так единственная мама, которую Рина когда-либо знала, и я хочу, чтобы ты ей и оставалась. Чтобы мы были настоящей семьей. Она тоже этого хочет.
Я шмыгаю носом. Несколько раз киваю головой.
— Я тоже этого хочу.
— Да.
— Да. Я хочу, чтобы ты был моим... моим мужчиной, и я хочу, чтобы вы с Риной были моими. По-настоящему моими.
Наконец он встает, чтобы присоединиться ко мне на скамейке и обнять меня. Снова поцеловав меня, он говорит:
— Мы оба уже твои.
* * *
Несколько недель спустя я возвращаюсь в наш маленький гостевой дом, когда заканчиваю утреннюю смену в общественном саду.
Я работаю там четыре дня в неделю. В оставшиеся два рабочих дня я помогаю в школе, обучая основам естественных наук детей разного возраста. Я предполагала, что их школьные потребности уже будут удовлетворены, но здешние люди были в восторге от того, что у них появился человек, который изучал науки на таком высоком уровне, как я, поскольку это был серьезный пробел в их знаниях. Преподавание пока не является моей постоянной обязанностью, но я не против поработать и в саду.
Я в восторге от обеих работ, потому что могу внести свой вклад и стать частью построения жизни здесь. Я уверена, что со временем работа станет казаться утомительной, но пока этого не произошло. Чувствовать себя в безопасности большую часть времени — совсем другое дело. Стать частью сообщества. Благодаря этому почти все, что я делала за последние недели, казалось мне свежим и захватывающим.
Зед, Рина и я все еще живем в гостевом доме, но мы выбрали дом из множества незанятых в городе. Он не в лучшем состоянии после многих лет запустения, но мы уже начали разбирать завалы и устранять повреждения. Через несколько недель дом будет в достаточно хорошем состоянии, чтобы мы могли в него переехать.
Он небольшой, но в нем три спальни, на случай, если у Рины когда-нибудь появится маленький братик или сестренка.