— Ты как? – спросила у меня писклявая.
Я ответил нецензурно и многоэтажно, хотел вложить в ответ свое негодование, но… пропищал, как девчонка.
— Господи, что за сюр происходит? – продолжил блеять я.
Где я? Точно в больнице. Все еще не открывая глаз, я сел и тут же лег, потому что адски закружилась голова, и меня чуть не вывернуло. Когда отпустило, то я кожей ощутил недоумение медиков. Я сжал и разжал кулаки, провел ими по лицу и ощутил странное: кожа у меня нежная, как у ребенка, нет и следа щетины. Теперь понятно, что случилось: я обгорел, но меня каким-то образом спасли, и вот я вышел из комы…
Глаза!
Веки оказались на месте, даже ресницы успели вырасти, но выдыхать рано, надо проверить, не ослеп ли я. Упершись лбом то ли в пол, то ли в стол, чтоб спрятаться от света, я открыл глаза и увидел, что уткнулся в синюю клеенку, какой раньше застилали кушетки в процедурных кабинетах.
— Где я нахожусь? Где Оля?
Не дождавшись ответа, я перевернулся и обнаружил склонившихся надо мной смутно знакомых женщин: медсестра неопределенного возраста, узкоглазая, веснушчатая, с большим безгубым ртом, и длинная смуглая брюнетка с лакированной челкой, похожей на детскую горку, в ворсистом фиолетовом свитере, формой напоминающем чабанью бурку. Женщины посмотрели на меня, потом – друг на друга, и брови их поползли на лоб.
Происходящее напоминало горячечный сон, я по-прежнему думал, что мой мозг, умирая, выдал несколько реалистичных сцен. На самом деле прошла доля секунды, а мне кажется – гораздо дольше.
— Похоже, без «скорой» не обойтись, — резюмировала медсестра, брюнетка кивнула.
Только сейчас я осмотрелся и окончательно удостоверился, что брежу: я лежал на кушетке, застеленной клеенкой, в медицинском кабинете с крашеными стенами, в углу стоял стеклянный шкаф с лотками, шпателями, боксами из нержавейки. Я даже не в реанимации, а в медблоке из семидесятых, где работают женщины из девяностых — ни в какое другое время люди не одевались так нелепо.
— Павлик, голова болит? Что ты последнее помнишь? – спросила медсестра, заглянула в глаза.
Про прикончивший меня взрыв я рассказывать не стал, осторожно сел, свесил ноги и в стекле шкафа увидел отражение растрепанного толстого подростка, который копировал мои движения. Не стерпев, показал ему фак, он отзеркалил. Я шлепнул себя по щеке, он сделал так же…
Черт! Тысяча чертей!
Медленно-медленно я посмотрел на свои пухлые руки с розовыми пальцами-сардельками, перевернул их ладонями вверх. Это я, черт побери! Тот «я», что существовал тридцать лет назад, которого нынешний «я» предпочитает не вспоминать, — жалкое забитое существо, пугающееся собственной тени.
Покачиваясь, я подошел к шкафу, откуда на меня смотрел он-я. Сколько мне лет? На вид тринадцать-четырнадцать. Какой сейчас год? Время года…
Над столом медсестры висел календарь с изображением орущего петуха: 1993!
Господи, что за сюр? Что за бред? Почему я здесь?
Тетки наблюдали за мной не шевелясь – я следил за их отражениями. Брюнетка – завуч Роза Джураевна, медсестра… Не помню, как ее звали, но это именно она – наша школьная медсестра. Я прикоснулся к огромной шишке на лбу и все понял. Не все, а кое-что. Павлик ударился головой и стал Павлом.
Ноги подкосились, я уперся в стену и расхохотался до спазмов, каждое сокращение мышц отдавало болью в голове. Примерный мальчик Павлик Горский материл взрослых и выражался непонятными словами, надо срочно вызывать психбольницу, он повредился умом.
Отсмеявшись, я вернулся на кушетку. Почему я именно здесь? Может быть, не было никакого Павла, его придумал Павлик для своего романа? Моя личность – не результат многолетней работы над собой, а то, каким мальчик хотел себя видеть? Я исчезну, когда его мозг восстановится.
— Тебе плохо? – заволновалась медсестра.
— Спасибо за заботу, все хорошо, — я потрогал шишку на лбу.
Или все-таки моя личность реальна, просто меня зачем-то переместили в себя маленького. Но как это возможно? Не удержавшись, я сжал виски. Казалось, голова вот-вот взорвется и разбрызгает содержимое. Я отказываюсь играть по этим правилам, слышите? От-ка-зы-ва-юсь! Верните мне мою жизнь…
Нет, не верните. Не хочу умирать.
Медсестра села передо мной на корточки, оттянула веко.
— Тебе нужно в больницу, у тебя сотрясение мозга.
— Не пойду, моя бабушка – медсестра. Лучше поеду домой.
— Ты из Штурмового? Как ты поедешь? А если упадешь по дороге?
— Вы правы, если у меня внутричерепная гематома, она может проявиться и через десять часов, и прямо сейчас. Вам незачем брать на себя ответственность, мне – ехать в больницу. Позвоните, пожалуйста, соседям, они позовут бабушку, которая меня заберет.