— Долг перед ними? — Норман поднимает подбородок вверх. — Или перед собой?
— Что это значит?
— Обязательства связали вас с Кейтлин. Прощение может прервать эту связь, но вам предстоит потрудиться для этого. Вина, которую вы тащите на своих плечах, неоправданная.
— Прощение? — во рту я чувствую горечь от этого слова. — Думаешь, я заслуживаю прощения? Ты думаешь, я хочу его?
— Я знаю, что вы его заслуживаете. И не думаю, что вы хотите его, но оно вам необходимо. Сказав Кейтлин правду, вы на шаг приблизитесь к нему.
— Разговор окончен.
— Простите, что скажу, Кельвин, но если вы продолжите вести себя таким образом, то только навредите. И ей, и себе.
— Ты сегодня себе и так многое позволил, Норман, — предупреждаю я. — И со мной, и с ней. Вы двое подружились. Ты не посмеешь выпустить её из подвала, пока я не прикажу. И не забывай, что твои разговоры с ней не должны выходить за рамки дозволенного. Убедись, что у неё есть всё необходимое. Пока она будет послушной, у неё будет всё. Но не забывай, что информация — привилегия, — я скрещиваю руки. — И закрой её окно.
— В комнате? — спрашивает он. — Ради Бога, зачем закрывать окно?
— Мне не нравится, что она сидит там целыми днями, теша себя иллюзиями. Я не могу до конца быть уверен, что она не попытается сбежать или навредить себе.
— Если позволите…
— Тебе, — я обрываю его, делая отчётливую паузу, — не позволено!
Он сжимает губы, а морщинки вокруг его рта выражают протест.
— Хорошо. Можно посмотреть ваше плечо? — я сажусь назад в кресло и впиваюсь пальцами в подлокотники, пока Норман вскрывает место проникновения пули скальпелем. — Вы слишком быстро регенерируете, — произносит он. — Единственный минус в том, что, если что-то попадает вам под кожу, как сейчас, это тяжело изъять. Вам больно?
— Больнее, чем сам выстрел, но терпимо.
Он достаточно долго возится с моей раной, но, как и всегда, остаётся ответственным. Он знает, что восстановление мышц приносит невыносимо адскую боль.
Норман единственный, кто заходит к Кейтлин в последующие два дня, но лишь для того, чтобы принести ей еду и сменить ведро. Я наблюдаю за ними через камеры. Он больше не пытается завязать с ней разговор, и я рад, что он прислушивается ко мне. На третий день мне кажется, что её наказание можно прекратить. Задержавшись в городе, я поздно возвращаюсь домой, развязываю галстук и пересекаю фойе в направлении подвала.
Но чувствую запах крови сразу же, как только тянусь к дверной ручке. Спустя несколько секунд я уже внизу у решётки вожусь с замком, заметив, что Кейтлин лежит неподвижно.
— Кейтлин! — произношу я, отбрасывая ключи. — Проснись!
— Кельвин?
— Что случилось? — моё терпение лопается, и я, рыча, просто срываю замок.
Она садится и потирает глаза, а я замечаю красное пятно позади неё.
— Чёрт… — я падаю перед ней на колени. — Где ты ранена?
Её подбородок слегка дрожит, и она закрывает лицо руками.
— Всё в порядке. М-можешь позвать Розу? Или Нормана?
Я игнорирую резкий укол боли от отказа от моей помощи и кладу ладонь на её плечо, пытаясь осмотреть спину.
— Что это? Где ты ранена?
Она, кажется, собирает всю силу воли, чтобы прошептать в свои ладони:
— Я не ранена.
— Не время скрытничать. У тебя кровь…
— У меня месячные! — кричит она, толкая меня в грудь. — Начались сегодня утром, а мне даже нечем… Воспользоваться! Пожалуйста, оставь меня в покое!
Облегчение волной окутывает меня, и я прикрываю лицо руками, облегчённо выдыхая.
— Ты не ранена? — спрашиваю я, поднимаясь на ноги. Она шмыгает носом и снова сворачивается клубочком, сдвигаясь ближе к стене, чтобы избежать пятна. — Отвечай, Кейтлин.
— Я не ранена.
Глубоко вдохнув, я протягиваю руку. Спрятав своё лицо в подушку, она выглядит такой маленькой и слабой, но ещё и жалкой, раньше я никогда её такой не видел.
— Идём, — произношу я, приглашая её. — Я отведу тебя в ванную.
Через мгновение она убирает волосы со щеки. Её ресницы подрагивают, когда она поднимает на меня свои невинные, напуганные, голубые глаза. В её голосе, задающем этот вопрос, слышится нежность.
— Правда?
— Да. Давай, идём. Я не буду стоять здесь всю ночь.
Она закусывает нижнюю губу, и я готов сказать ей перестать это делать, в противном случае я поддамся соблазну и освобожу её губу собственными пальцами. Но вместо этого вздыхаю и выпрямляюсь.
— Нет, — наконец произносит она. — Мне не нужна твоя помощь.
Моя вытянутая рука просто повисает в воздухе.