Тотчас толпа забыла свое недоверие к Абрахаму, и принялась ликовать и воспевать падение своего наместника:
-На ведьме женился, разум твой что ль помутился? - бойко пропел кто-то, и тотчас эту строчку подхватил какой-то лихой юнец, с ловкостью выпрыгнул он вперед и преданно глядя в глаза толпе, запел:
-Наш наместник на ведьме женился,
Видно – разум его помутился!
Видно – зелья он колдовского напился,
Вот так среди нас отличился!
Толпа заулюлюкала. Строки были бездарными, но они были нужны толпе. Абрахам прикрыл глаза – его мутило от этого шума, и потребовалось полное сосредоточение чувств, чтобы продолжить.
Откликаясь, появился второй помощник, он силой вытаскивал из дома женщину. Она была красива…когда-то. сейчас её лицо было в крови – очевидно, приложили её знатно в борьбе. Платье разодрано, волосы потрепаны – помощники не церемонились с теми, кто оказывал сопротивление, то есть всегда – никто не сдавался просто так. каждый хотел борьбы, ввязывался в нее, ведь в ней был последний шанс на жизнь.
-Пощадите! – рыдала ведьма, пока Абрахам с брезгливостью переступал по крыльцу, чтобы не соприкоснуться с преступницей.
-Ведьма! Ведьма!
-В костер! Костер! – бушевала толпа с разных сторон.
Ведьму уже волочили по ступенькам, к земле. кто-то из находчивых жителей швырнул, подавая пример, как надо ненавидеть ту, что еще недавно была уважаема и любима, принесенный камень.
Камень, предназначенный для Абрахама, полетел, как всегда, в преступника, на которого Абрахам указал. Так было в Валькенбурге, Трентино, Готарде, Шегешваре и прочих бесчисленных местах, где уже бывал Абрахам или его товарищи по оружию, взятому в руки во имя света, против магии, против всякого пятна на абсолютном свету.
Ведьму сволокли вниз. Она судорожно билась, она пыталась протянуть руки то к одному, то к другому, но если кто-то и жалел её, то, боясь показать свое сострадание, торопливо отшатывался. А иные, загнанные страхом, и вовсе орали ей оскорбления и стремились как-нибудь задеть, показать свою преданность перед Абрахамом.
Он же дождался, пока сведут ведьму вниз и спустился сам – в ореоле мрачной славы, в образе того, кто защищает народ, но того, кого народ ненавидит. Ненавидит за эту самую защиту.
Не будь этого страха, Абрахам мог бы услышать сейчас, как матери заступаются за жену наместника, как говорят они о том, что это целительница, что она исцелила их детей, что из-за нее не было неурожайного года уже пять лет…
Не будь этого страха, Абрахаму бы рассказали мужчины, как именно из-за жены наместника мимо прошел страшный буран, не тронули почву дождевые заливы, был остановлен мор скота.
И дети могли бы сказать, что эта «ведьма» всегда могла поговорить ласково, могла укорить одним взглядом не самый добродетельный поступок, могла подать печенье или сахарную головку – но нет, не услышит этого Абрахам.
Как не услышал этого толком в Валькенбурге, Трентино, Готарде, Шегешваре и в других бесчисленных местах. Впрочем, услышь он это – ничего не поменялось бы. Война есть война. Церковь идет против магии и никто не смеет препятствовать этому, никакое заступничество, никакое милосердие – врага надо уничтожить - это важнее всего.
Уже занимались костром – тащили трудолюбивые руки сено, ветки, сухие и кривые сучья, торопясь угодить и показать свою преданность кресту и небу. Уже, опережая друг друга, свидетельствовали против жены наместника, говоря, что «давно подозревали», припоминали совершенно чудовищные события, связывали побег дворовой кошки с ведьмой, словом, напускали шуму.
Уже всё было решено для жены наместника и держали её двое добровольцев, сменяя помощника-церковника, и не было для нее спасения, как вдруг…
Вдруг! Проклятое «вдруг», то самое, на которое нельзя рассчитывать, которое врывается, путает планы и сводит с ума то своей нелепостью, то потрясающей гениальностью.
Вдруг – наместник не выдержал. Он, сам поражаясь своей смелости, но поражаясь ей запоздало, бросился к Абрахаму и пал перед ним на колени:
-Пощади! Пощади её!
Что ж, не всегда такое бывает, но бывает. И каждый раз Абрахаму тошно. людей, которых любят эти заблудшие души нет. Есть лишь предатели света – есть лишь маги, ведьмы, ворожеи, которых надо покарать.
Но люди отрицают это.
Обмирает толпа, помощники угрожающе направляются к наместнику – конечно, Абрахаму вреда не будет – не первый человек унижается перед ним, намереваясь спасти ту душу, что спасет лишь очистительное святое пламя, но все же – порядок и протокол Церкви показывают необходимость направиться к месту этого человеческого самоунижения.