Наместника поднимают с земли, Абрахам спокоен – что ему беспокоиться об этом человеке? Это не его полномочия, не его…
Он не успевает додумать – наместник бросается со всей неожиданностью своего грузного тела на грудь Абрахаму, желая не то свалить его, не то просто толкнуть.
Теряются помощники, бледнеют и замирают в толпе, не теряется Абрахам – он охотник, он маг, и отшвыривает с легкостью наместника от себя. отшвыривает так отточено, чтобы оставить его в живых, не покалечить и лишь ослабить, избавиться себя от дальнейших хлопот по этому делу.
Помощники спохватываются и, обгоняя друг друга, бросаются к наместнику…
Этой заминки хватает, чтобы плененная ведьма воспользовалась последним шансом. Она грациозно и дико, как не может ни один человек, выгибается, выкручивается из хватки обалдевших от неожиданности добровольцев, прыгает вверх так, как не прыгнет никто из смертных никогда и рассыпается тысячью черных перьев.
Абрахам успевает застать это движение – его магия врывается следом и он бросается в погоню за проклятой ведьмой. Следом, пешие, слабые, человеческие бегут помощники. Они злы на себя и всех, кто рядом, всех, кто упустил…
***
Абрахам сам заполняет карточку. Над Герзау уже ночь, но что толку от ночи, что покровительствует с одинаковой простотой и тьме, и свету? Погоня была формальностью – ведьма прыгнула слишком далеко и у нее была фора в секунду, в целую секунду!
Помощники мрачны, но их мрачность не идет ни в какое сравнение с мрачностью Абрахама – его лицо словно маска, уродливая, исполосованная когтями оборотня Ноттингемского леса. Маска страшна, она слишком плотно прижата к его лицу и разгадать настоящего Абрахама нет ни желания, ни сил.
Ни жизни…
-Дело двести семнадцать-дробь ноль, - Абрахам проговаривает вслух, - Герзау. Ведьма. Замечена в ворожбе, порче скота, отравительстве, магических ритуалах, запрещенных Церковью Животворящего Креста. Уничтожение отсрочено. Преступница бежала.
Отсрочено. Попадись эта ведьма еще раз, ей уже не удастся провернуть такого фокуса. Ее теперь не просто сожгут, теперь ее будут казнить значительно мучительнее, как ту, что пыталась нанести вред после осуждения, как ту, что скрылась от правосудия.
-Господин Абрахам… - один из помощников решается, он старается говорить твёрдо, но собственный страх выдает его голос дрожью, - а что с ним?
Наместник, на которого указывает рука помощника, равнодушен к собственной участи. Он сидит, глядя в окно, в ночь, за которой не видно ничего из того, что было бы ему приятно. Жалеет ли он? Боится? Неясно. Он спокоен и равнодушен, отсутствует его дух.
-Сжечь, - Абрахам торопливо подписывает протокол. – И направить карательные отряды в Герзау, всякий, кто знал о ведьме и не пожелал о ней сообщить, будет считаться в равной степени виновным с нею.
Абрахам поднимается и выходит прочь, туда, где живет ночь. его ждет дорога. Если уничтожение не удалось, нет смысла возвращаться в Церковь. Что ж…тем лучше. ведьма все равно никуда не денется – Абрахам пока находил всех без исключения. И эту найдет. Найдет и покарает, как карал в Валькенбурге, Трентино, Готарде, Шегешваре и прочих бесчисленных местах.
А пока – в путь! В горы Сармата или, как любят называть их местные – Карпатские горы. Вперед, в ночь, во имя света и борьбы за него!
Конец