Священную желтую книгу
Саргал-Ноен открывает,
Священную желтую книгу
Саргал-Ноен листает.
Всматривается он в ее страницы,
Показывает книга ему картины:
Вражеское войско вдали теснится,
Но видны у врагов одни лишь спины.
Как будто враги не нападают,
А, действительно, домой уезжают.
Ведь не знал он,
Что седла они задом наперед повернули,
Не догадался Саргал-Ноен,
Что враги его обманули.
После этого
Тридцать три батора
Пустились в громкие разговоры:
— Если наши враги в тяжелом походе
Лошадей заморили, измотались сами,
Если они поворачиваются и уходят
Со своими бесчисленными войсками,
Зачем же мы будем натягивать луки,
Зачем же мы будем мечами махать,
Не лучше ли взять нам чарки в руки,
А коней на пастбище — отдыхать.
Ведя подобные разговоры,
К Саргал-Ноену подступили баторы.
Седовласый и мудрый Саргал-Ноен
Разговорами этими удивлен.
В хангайской голове его брезжит прозренье,
В хангайской груди его — подозренье.
Крепко задумался Саргал-Ноен,
Не поймет он, что б это значило,
Большим удивлением он удивлен,
Задачей большой озадачен.
Мало ли что проглянуло с книжных страниц,
Человеческая злоба не имеет границ,
Коварству человеческому нет предела,
Недаром голова его поседела.
Сами себе мы творим судьбу,
Сами потом клянем судьбу.
Сами мы бываем во всем виноваты,
А валим вину на брата или на свата.
Но баторы не слушают мудреца,
Не хотят они мечами махать,
А хотят они, напившись винца,
Веселиться и отдыхать.
Шумя, не сдерживаемые никем,
Все тридцать три, молодец к молодцу,
Пошли они к ханше Алма-Мэргэн,
К ее серебряному крыльцу.
Пришли они к ханше шумной гурьбой,
Рассказывают ханше наперебой,
Что все враги в тяжелом походе
Лошадей заморили, измотались сами,
Коней поворачивают и уходят
Со всеми бесчисленными войсками.
Теперь можно панцири снять и шлемы,
Коней на пастбище отпустить,
Будем гулять, веселиться все мы,
Арзу и хорзу мы будем пить.
Теперь можно вынуть ногу из стремени,
Можно мечи вложить в ножны,
Для нас наступило мирное время,
Ни стрелы, ни луки уже не нужны.
Алма-Мэргэн на радостях золотые столы накрывает,
Яства редкие ставит,
Алма-Мэргэн для гостей серебряные столы расстилает
Напитки крепкие ставит.
Собирает она людей с юга,
Собирает она людей с севера,
Любимая жена и подруга
Великого хана Абая Гэсэра.
Мясо меряется пригорками,
Вина меряются прудами,
Вина сладкие рядом с горькими,
Всюду выставлены рядами.
Восемь суток гости пируют,
А веселье все не кончается.
Девять суток они пируют,
А веселье лишь начинается.
С каждым часом баторы хмелеют,
Бог весть что языками мелют,
У них головы тяжелеют,
У них руки-ноги немеют.
А от крепкого злого курева
Их мозги пеленает дурью.
В это время дядя Саргал-Ноен,
Сединами мудрыми убелен,
С речью к пьяницам обращается,
К мыслям давешним возвращается:
— Бесконечна людская злоба,
Вы, баторы, смотрите в оба!
Неужели вам пьянство нравится,
Вы бойцы или горькие пьяницы?
Подождите, остепенитесь,
Протрезвейте, остановитесь!
Но баторы черпают ведрами,
Да лопочут языками нетвердыми.
Над Ноеном они изголяются,
Под столами они валяются.
Шевелятся они еле-еле,
Окончательно одурели,
Спят вповалку богатыри,
Голыми руками приходи и бери.
Седовласый и мудрый Саргал-Ноен
Поведеньем воинов удивлен.
В хангайской голове его брезжит прозренье,
В хангайской груди его — подозренье.
Чует его сердце недоброе,
Видя пьяным войско хороброе.
Призывает он пятнадцатилетнего батора.
Смышленого и ловкого Эрхэ-Манзана,
Единственно трезвого в эту пору,
На войско пьяное показал ему.