Индивидуальные возможности нарушить свои терапевтические намерения - это нечто большее, чем простая оплошность. Например, можно думать, что ты свободно ассоциируешь или выражаешь чувства или свое «я», а, на самом деле, все совсем наоборот; или ты точно следуешь показаниям или методам определенной техники чисто механически, не вкладывая в процесс чувства. В этом случае ты действительно что-то «делаешь», но стоит ли удивляться, что результатов-то нет.
В психотерапии умудренный профессионал, кроме всего прочего, это тот, кто добивается истинного воздействия, выходя далеко за рамки просто поверхностной деятельности, превращающейся в пустой ритуал, если она не поддержана соответствующим отношением. Он способен выявить необходимое отношение, усилить его, вызвать его, научить ему, потому что он знает его в себе. Технике научит любая книга, но отношение передать может лишь человек непосредственно.
Центральной ролью соответствующего отношения является не только то, чтобы видеть поле психотерапии, но и владение любым психологическим приемом или нюансами науки о душе. Если мы хотим достичь мастерства в технике, мы неизменно подходим к указаниям, выходящим за списание характера, которые трудно передать даже при личном контакте, часто считающемся совершенно невыразимым. К примеру, возникает необходимость, чтобы человек, вовлеченный в определенную форму практики, был бы в отношениях «открытости», чтобы он позволил всему «быть таким, как оно есть», чтобы он поставил себя в отношения восприятия или «поддался» бы, находился в отношениях единодушия, доверия, веры, страстного желания и т.д. Даже в случае практикования невмешательства, как в Дзен-медитации, инструктор по медитации особо концентрируется на том, как сделать технику наиболее эффективной. Даже если внешние аспекты бездействия могут быть ясны, «сидеть», как говорил Шрунью Судзуки, «значит задействовать все коаны».
Чтобы быть не только демонстратором техники, но тем, кто видит, что она действенна, терапевт, подобно духовному учителю различных традиций, должен быть экспертом в том, как применять технику. Он должен быть подобен часовщику, который по известному анекдоту запросил кругленькую сумму за то, что дунул в механизм часов, и они пошли. «Столько денег просто за то, что дунул!» - было естественной реакцией посетителя, хотя он не мог не признать, что часы заработали. «За то, что дунул - десять центов, остальное за то, что знал, куда»,- был ответ. Большинство пространных описаний психотерапевтических систем посвящено технике, и все же, как в приведенном анекдоте, не все замыкается на ней. Техника, нужно сказать, это лишь частный случай выражения - пациентом или претендующим на роль врача - отношений, составляющих настоящую работу. Это серия действий, предпринятых с определенным намерением, а терапевт - это тот, кто обладает умением пользоваться своим намерением. Его знание, что делать и как, происходит не из законов термодинамики, но из глобального понимания «как это?», понимания, что ему вовсе не обязательно точно формулировать. Более того, его безотчетное понимание - развитое в его собственной жизни и упорными тренировками - не обязательно соотносится с его теоретическими взглядами.
Гештальт-терапия уникальна среди большинства психотерапевтических школ из-за «пределов, в которых эта система построена скорее на интуитивном понимании, чем на теории». Это не значит, что интуиция не являлась важным элементом в творческом процессе Фрейда, Юнга или других. Возможно, каждая эффективная система происходит из личностной реализации. Это не значит также, что интуиция не является частью психотерапевтической практики вообще. Уникальность Гештальт-терапии проявляется в факте, что прямое наложение практики на интуицию или живое понимание никогда не подменяются основой теоретических установок. Идеи являются безусловной частью системы, и все же идеи - это ее вершки, а не корешки. Более того, природой этих идей является в основном пояснение отношений, а не теоретические конструкции. Это идеи, укорененные в опыте, а не в теоретизировании, они не предназначены для оказания поддержки терапевтической деятельности, но создают альтернативный поток выражения.
Перлс верил, что быть психотерапевтом - значит быть собой, и наоборот. Он использовал и вырабатывал технику точно так же, как пользовался ручкой для письма или сте-ловым прибором для еды, но предупреждал о процедуре - она должна проходить с полной верой в то, что она что-то даст. Он не делал различий между тем, что он есть и что он работает, его «преподавание» студентам-психотерапевтом сводилось к тому, чтобы сделать их самими собой. Он верил, что «быть» - это лучшая школа психотерапевта. «Быть», по его мнению, означало быть сейчас и здесь, сознавать и нести ответственность - то есть постоянно находиться за своими собственными действиями и чувствами.
Три понятия - своевременности, осознанности и ответственности - составляют суть отношения Гештальт- терапии. Различаясь семантически, они вместе с тем являются аспектами или гранями единого образа бытия. Быть ответственным (отвечать) - означает быть в настоящем, сейчас и здесь. Быть в настоящем - значит осознавать. Осознание в свою очередь - это реальность, настоящее, состояние, не совместимое с иллюзиями и безответственностью, через которые мы извращаем свою жизнь (или знание о своей жизни, то, что мы о ней думаем).
Основное отношение понятий своевременности или актуальности, осознанности и ответственности проявляется множеством более специфичных отношений, изучаемых гештальт-студентами и передаваемых ими в своей работе. К этим более специфичным отношениям можно относиться как к результату актуальности, осознанности и ответственности. Думаю, что эти три основные части целого и создают истинную традицию Гештальт-терапии, в то время как техника - это лишь средство выражения и передачи их понимания.
Вот несколько примеров:
1. В Гештальт-терапии существует отношение уважения к болезни человека, оно первично по отношению к эффективности изменения. Парадокс, однако психотерапевтическая деятельность, обычно понимаемая как направленность на изменение, в данном случае основывается на установке принятия человека таким, каков он есть. С другой стороны, из всех форм психотерапии известен тот факт, если и нет в теории, что принятие (в виде самовосприятия иногда наделяется внешними атрибутами) ведет скорее к росту, чем к стагнации. Жизнь - это процесс, жить - значит поддерживать процесс. С точки зрения Гештальт-терапии, не жить - значит стать в стороне от жизни, говоря себе о том, что следовало бы сделать. Таким «следовало бы» мы не развиваем себя, а только затуманиваем то, что мы есть на самом деле. В этом отношении Гештальт-терапия выделяется скорее воздержанием от действия, чем действием. Она заявляет, что осознания достаточно, что для того, чтобы произошло изменение, не нужно ничего, кроме актуальности, осознанности, ответственности. Это то, что доктор Арнольд Бейсер назвал «парадоксальной теорией изменения». Я бы оспорил термин «теория» из-за эмпирического фундамента этого отношения. В своем значении это не установка типа: «Я знаю, что он изменится, когда прекратит попытки. Я доверюсь теории и выужу его из порочного круга»,- но истинная неподдельная заинтересованность, чтобы пациент был тем, что он есть (или отсутствие заинтересованности в том, чтобы изменить его). Чем больше терапевт желает «изменения», тем больше он должен быть незаинтересован в этом. Он желает, чтобы пациент стал более актуализован, более ответствен к тому, что он есть, более сознателен. Желание пациента «измениться» меньше всего ищет причины в нем самом, а это приводит к уверткам, лжи, претензиям и так далее. Получить желаемое можно простой эмпирикой бытия, а не поисками того, чем ты не являешься.
2.Другим выражением того, что я называю основным отношением Гештальт-терапии, является позиция, изложенная доктором Резником в статье «Куриный бульон - это яд». Когда наше бытие (актуальность, осознанность, ответственность) есть все, что нам нужно, это еще не все, что мы хотим. С точки зрения Гештальт-терапии, многие наши желания основаны на нуждах, но являются страстным желанием об окружающих суррогатах того, чего мы лишены в своем бытии. Перлс понимал зрелость как переход от опоры на окружение к опоре на самого себя, с того времени Гештальт-терапевты хорошо осознают двойную отдачу, которую может иметь опора в терапевтике: и основу для роста, и суррогат ее: Гештальт-терапевт видит терапевтическую роль «помощника» с некоторой натяжкой, поскольку знает, что «помощь» может стать главным препятствием реальной поддержки. Соответственно он отделяет себя от принужденной «любви» к пациенту и ищет либо баланса между опорой и расстройством, наиболее способствующего росту, либо спонтанного самовыражения.