Глава 1. Скандал.
Сегодня бал совсем не похож на прежние званые вечера. Всё кажется неправильным.
На первый взгляд ничего не изменилось: та же напыщенность высокопоставленных гостей, шелест длинных юбок, мельтешение слуг с подносами, кружащиеся в танце пары под огромной свечной люстрой.
Всё так же ухоженные дамы в возрасте, обмахиваясь богатыми веерами, кидают неблагосклонные взоры на молодых барышень с глубоким декольте, которое им самим — замужним — уже непозволительно. Молодые барышни задорно смеются, поправляют завитые локоны и складки тяжёлых платьев. И краснеют, обсуждая мужчин.
Мужчины здесь в большинстве своём статные офицеры, знатные дворяне, государственные мужи и выдающиеся представители искусства. Каждый одет по последней моде, как и требует этикет высшего общества. Старшее поколение — более сдержанно, в лоснящиеся чёрные фраки и белые рубашки. Молодёжь — более щеголевато, в смелые пурпурные и изумрудные камзолы.
Хозяйка вечера и этого особняка — графиня Каллиста Мальтео — будучи самой жизнерадостной и весёлой гетерой столицы, успевает везде. Пропадает в толпе с братом министра, чтобы через пять минут развлекать шуткой отставного полковника, и вот уже занята беседой с придворным драматургом, кокетливо касаясь веером его плеча.
Я ещё не потеряла из виду её ускользающий атласный бант небесного цвета. Но энергичная королева вечера намечает свою следующую жертву (которая совсем не против) и спешит к нему.
Твёрдая мужская рука уверенно поворачивает мой подбородок в свою сторону. Я опять оказываюсь лицом к лицу с надменным лейтенантом и еле сдерживаюсь, чтобы не охладить его пыл сочной пощёчиной.
— Подруга вам интереснее, чем я? — Он в притворном изумлении приподнимает чёрную бровь. Снова эта хищная улыбка.
— Гаспар, прошу вас. Каллиста начнёт меня искать, — холодно бросаю я.
Но молодой офицер лишь ещё плотнее нависает надо мной, загораживая широкими плечами бальный зал и гостей. Мы стоим в полутёмной нише за колоннами, и Гаспар отрезает все пути к отступлению своим телом, при этом даже пальцем меня не трогая. Ему и не нужно — достаточно опереться ладонью о стену, чтобы зажать девушку в угол. Чужой жар обволакивает меня, а его парфюм такой же, как он сам, — резкий и удушающий. Мне странно кружит голову, но я стряхиваю наваждение. Это простой женский инстинкт от близости красивого мужчины (нет смысла отрицать объективный факт — он красив). И всё же моя внутренняя Искра разгорается. Это совсем другой инстинкт, но гораздо более сильный, почти непреодолимый. Моя сила растёт от мужского внимания, под кожей бежит жидкий огонь, и я всегда стыжусь этого. Чёрные глаза Гаспара блестят неутолимой жаждой, однако он не смеет меня коснуться. По крайней мере, пока.
Я сохраняю гордую осанку, стараясь не вжиматься в острый камень за спиной. К счастью, тугой корсет на шнуровке не позволяет сутулиться, и я так благодарна этой поддержке. Даже через атлас платья я чувствую холод стены, но сдаваться нельзя. Я знаю себе цену, а Гаспар не владеет мной и не причинит мне вреда. По крайней мере, пока.
Но сегодня необычный бал. Всё кажется другим, далёким, неправильным, пустым. Вместо того, чтобы предаться своей боли и печали дома, я вынуждена изображать веселье здесь, где кто-то ненавидит меня, кто-то завидует, а кто-то желает покорить. И даже множество мужчин, чтобы подпитать мою Искру, не греет душу. Я всегда любила светские приёмы, где можно собрать богатый урожай чужого внимания, но не сегодня…
Мой покровитель ещё жив. И пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… пусть продолжает жить. Именно он уговорил меня сегодня прийти на этот вечер. Я сидела у его постели, роняя слёзы на дорогие покрывала, пока он слабеющей, морщинистой рукой мягко гладил мои волосы.
— Ты знаешь, что я скажу. Тебе нужен новый покровитель. И пусть это будет тот, кого я успею одобрить. Не спорь! — по-отцовски пожурил меня он, заметив, как я нахмурилась. — Я должен знать, что ты остаёшься в надёжных руках. У меня есть три кандидата. Присмотрись к ним.
— Алистор, вы уверены, что сейчас стоит об этом думать? — всё же возразила я. — Вы должны сосредоточиться на выздоровлении. — Я протянула руку за микстурой на прикроватном столике, но он неожиданно перехватил моё запястье и даже приподнялся на подушках. Погасшие глаза и углубившиеся морщины выдавали истинный возраст — пятьдесят два года. Я бы хотела запомнить его совсем другим. Спокойным, добрым, невозмутимым.