39
бывшей фрейлины присутствовал сам Петр I. Он участливо простился с
осужденной, поцеловал ее и просил молиться за всех грешных, остающихся
на земле. Поднимаясь по ступенькам эшафота, Мария неожиданно
пошатнулась, теряя от страха сознание, и царь заботливо поддержал ее,
помогая сделать последний шаг к плахе. Палач грубо схватил красавицу за
волосы, заставил ее опуститься на колени, положить голову на плаху и
взмахнул топором. Раздался глухой удар, толпа сдавленно ахнула, и
отрубленная голова русской леди Гамильтон скатилась в грязь. Широкими
шагами царь подошел к ней, наклонился, ухватил за перепачканные кровью
волосы, поднял и крепко поцеловал в мертвые губы! Потом он показал
голову всем собравшимся, застывшим от ужаса, и прочел толковую лекцию
по анатомии, в которой был большим любителем и знатоком. По
свидетельствам очевидцев, после этого Его Величество небрежно бросил
голову в грязь, размашисто перекрестился и ушел, глухо бросив через
плечо: – В кунсткамеру! Еще два века спустя в кунсткамере Академии наук,
как образец для медицинских исследований, хранилась отрубленная голова
фрейлины Марии Гамильтон. Где покоилось ее тело, неизвестно…»
Яблоко от яблони далеко не падает – как ведут себя поводыри нации, так
им подражают и копируют, иногда даже обезьянничают поводыри рангом
поменьше, «господа и полугоспода», та прослойка общества, которую со
временем окрестят несколько патетически-велеречиво «элитой нации». Рыба
гниет с головы, но рыбой управляет та самая голова. В какой атмосфере живет
и дышит элита, какие нравственные основы, какой моральный дух исповедует,
в такой атмосфере жить и дышать всему народу. Эту духовную ауру без тени
лукавства, независимо от чьей-либо мысли фотографически честно передал
русский писатель Дмитрий Мережковский в романе «Христос и Антихрист». Так
технологически создавалась атмосфера элиты, таковы истоки разрушения
всего народа…
«Садились, как попало, без соблюдения чинов, простые
корабельщики рядом с первыми сановниками. На одном конце стола
восседал шутовской князь-папа, окруженный кардиналами. Он возгласил
торжественно:
– Мир и благословение всей честной кумпании! Во имя Отца Бахуса,
и Сына Ивашки Хмельницкого, и Духа Виновного причащайтесь!
Пьянство Бахусово да будет с вами!
– Аминь! – ответил царь, исполнявший при папе должность
протодьякона. Все по очереди подходили к его святейшеству, кланялись
ему в ноги, целовали руку, принимали и выпивали большую ложку
перцовки: это чистый спирт, настоянный на красном индийском перце.
Кажется, чтобы вынудить у злодеев признание, достаточно пригрозить
им этой ужасной перцовкой. А здесь ее должны пить все, даже дамы.
Пили за здравие всех членов царской семьи, кроме царевича с
супругою, хотя они тут же присутствовали. Каждый тост сопровождался
пушечным залпом. Палили так, что стекла на одном окне разбились.
40
Пьянели тем скорее, что в вино тайком подливали водку. В низких
каютах, набитых народом, стало душно. Скидывали камзолы, срывали
друг с друга парики насильно. Одни обнимались и целовались, другие
ссорились, в особенности первые министры и сенаторы, которые
уличали друг друга во взятках, плутовствах и мошенничествах.
– Ты имеешь метреску, которая тебя вдвое коштует* против
жалованья! – кричал один. Коштует – стоит (от нем. kosten – стоить).
– А рыжечки меленькие в сулеечке забыл? – возражал другой.
Рыжечки были червонцы, преподнесенные ловким просителем в
бочонке, под видом соленых грибов.
– А с пенькового постава в Адмиралтейство сколько хапнул?
– Эх, братцы, что друг друга корить? Всякая живая душа калачика
хочет. Грешный честен, грешный плут, яко все грехом живут!
– Взятки не что иное, как акциденция (вот лат. accidentia – случай).
– Ничего не брать с просителей есть дело сверхъестественное.
Однако по закону. .
– Что закон? Дышло. Куда хочешь, туда и воротишь.
Царь слушал внимательно. Таков у него обычай: когда уже все
пьяно, ставится двойная стража у двери с приказом не выпускать никого;
в то же время царь, который сам, сколько бы ни пил, никогда не пьянел,
нарочно ссорит и дразнит своих приближенных; из пьяных перебранок
часто узнает то, чего никогда иначе не узнал бы. По пословице: когда