— Что скажешь?
— Присядь на минуту, — сказал сепух, указывая на свою постель.
Князь сел.
— Князь, если ты пришел ко мне ходатаем, то тебе надо доставить исчерпывающий ответ тому, кто тебя послал, — начал сепух.
— Меня никто не посылал. Царь, как ты знаешь, недавно вернулся из Егерии, а в Утике я его не видел.
— Я думал, что царица…
— Ни царица, ни католикос. Я видел своими глазами, какое разорение грозит нашей стране. Я был всюду, видел все и решил поехать к вам обоим — к тебе и к Севада, просить вас пощадить свою многострадальную родину. Князь Севада — велика моя благодарность ему — послушался меня, забыл о своем несчастье, о своей мести… И ты, я уверен…
— Нет, князь Марзпетуни, — прервал сепух. — Твои слова не тронут мое сердце. Сепух Амрам сейчас не способен думать о благе родины.
— Зачем же тогда ты вернул меня?
— Я вернул тебя, чтобы раскрыть свое сердце, показать его гнойные раны, чтобы ты при встрече с царем рассказал ему, почему Амрам обнажил свой гибельный меч.
— Это тебя не оправдает.
— Я и не ищу оправданий.
— Зачем же говорить ему о причине твоего восстания?
— Если бог поможет мне сломить могущество твоего царя, разорить его страну, сжечь города, покрыть скверной и пеплом его трон и корону, пусть знает тогда он, что Амрам отомстил ему за свое бесчестие…
— Он узнает об этом, но и ты знай, что за такие жестокие дела тебя проклянет весь мир.
— Эти проклятия будут мучить мою душу не больше, чем она мучается сейчас из-за бесчестия, нанесенного мне нечестивым царем. Даже благословения бессильны исцелить раны, которые снедают мое сердце…
— Но если бы ты мог на мгновение рассуждать хладнокровно, если бы твой юношеский пыл уступил место благоразумию и мудрости, если бы ты забыл о мести и твое сердце загорелось любовью к родине, тогда, я уверен, ты не захотел бы из-за женщины заслужить имя изменника родины.
Сепух подошел к князю, устремил на него горящий взгляд и дрожащим от волнения голосом сказал:
— Из-за женщины?.. О, как бы я хотел услышать эти слова от тебя на чужой земле, а не в собственном шатре!.. Поверь мне, князь Марзпетуни, каким бы ты ни был могучим и храбрым, я поразил бы твою грудь мечом, будь она прикрыта даже стальной броней. Как ты посмел пренебрежительно отзываться о той, которая была царицей моего дома, богиней моего сердца?..
— Прости меня, дорогой Амрам, если я тебя обидел. Я не думал унижать княгиню Аспрам.
— Молчи, умоляю тебя. Не называй ее по крайней мере при мне. Не говори об унижении, я могу сойти с ума… — прервал князя Амрам.
— Я должен еще и еще раз просить у тебя прощения за то, что ступил в твой шатер, — мягко сказал Марзпетуни.
Сепух ничего не ответил. Он взволнованно шагал взад и вперед, время от времени потирая лоб, точно желая разогнать гнетущие мысли. Прошло несколько минут. Оба молчали. В шатре глухо раздавались шаги Амрама. Князь следил за ним, размышляя о том, как поступить, чтобы его посещение не пропало даром. Он видел, что его слова не действуют на сепуха. Но Марзпетуни было особенно тяжело уйти ни с чем от Цлик-Амрама, после того как удалось убедить такого упрямца, как Севада. Он не мог смириться с мыслью, что умный и сердечный человек мог пожертвовать благом родины ради личных чувств, ради мести. Поэтому он ждал, когда уляжется гнев Амрама, чтобы еще раз поговорить с ним.
Наконец сепух, усталый от волнения, сел на край постели и устремил пристальный взгляд на дверь.
— Сепух Амрам! Как бы ты назвал человека, который, желая согреться, поджег бы собственный дом? — спросил вдруг князь Геворг.
— Назвал бы безумцем… — ответил сепух, не отводя глаз от входа.
— Мне кажется, что для каждого из нас родина является родным кровом и если мы из-за наших личных интересов подвергаем ее опасности, то мы похожи на человека, который, разжигая пожар, не думает о том, что, когда погаснет огонь и бревна кровли превратятся в пепел, он останется без дома и без убежища, под буйным ветром и знойными лучами солнца…
— Это так, — ответил сепух, — но есть холод, от которого можно избавиться только пожаром своего дома. Все мы люди из плоти и крови. Дай мне вонзить в тебя меч, и ты увидишь, как ужас смерти овладеет тобой.
— Но душа с радостью расстанется с телом, если я буду умирать за родину.
— А когда нож вонзится в душу и душа предастся страданиям?..
— Если у тебя есть сердце и чувства, если в твоих жилах течет благородная кровь, невозможно, чтобы твоя душа не страдала, видя, как ты наносишь родине бесчестие, как льется кровь твоих братьев, как подвергается опасности царский престол и враг по дороге, которую ты ему открываешь, вступает в твою страну, чтоб разорить ее дотла.