Саакануйш глубоко вздохнула.
— Не так я жила, пока он любил меня… — прошептала она и умолкла.
Ее взгляд упал на окно, через которое виднелись склоны Геха, освещенные луной. Снова вспомнила она влюбленных, их беседу, слова любви Шаандухт, воодушевление Гора. Она ощутила в себе прилив юности: ведь она молода, и если б не печали, которые состарили ее сердце…
«Нет, так не должно продолжаться! Надо жить, хотя бы для других! Кто дал мне право лишать Шаандухт нежных услад любви или юношу Гора благ мира? Они любят и счастливы… Почему не помочь, чтобы их счастье длилось долго, долго?.. Они наши любимцы, наши дети… Да разве они одни? Сколько кругом таких же людей, которые хотят жить и наслаждаться жизнью. За что лишать их этого счастья? Мы судим по себе. Из-за наших личных печалей мы отвернулись от всех. Царь сидит в Какаваберде, я заперлась в замке. «Пусть враг делает что хочет, пусть он громит и сокрушает все кругом. Но это же преступление, достойное небесного проклятья…»
Эти мысли так взволновали царицу, что она даже забыла о своем горе. Незнакомое воодушевление вдруг овладело ею; она решила посвятить себя защите родины. Как она должна поступить, она сама еще не знала. Царица задумалась… Вдруг лицо ее просветлело, и прекрасные уста озарились радостной улыбкой.
«Я поеду к Ашоту, согрею его в своих объятиях, воспламеню его своим дыханием. Напомню ему наше прошлое, напомню победы и славу… Я увезу его из Какаваберда и верну в столицу. Он снова станет во главе армянских храбрецов, громовой голос его навеет ужас на врага… Пусть тогда под сенью мира взойдут побеги любви. Пусть юные сердца нашей страны вкусят их сладкие плоды. Решено. Я поеду! Кто меня может остановить? Каждый человек живет для какой-нибудь благой цели. Князь Марзпетуни воодушевлен любовью к родине. Он трудится для сохранения нерушимости престола, для благоденствия народа. Гор вдохновлен любовью к Шаандухт, а меня пусть воодушевит судьба Гора и Шаандухт. Я буду жить для сердец, которые любят и не хотят лишаться любви…»
И, встав с места, царица позвала прислужниц.
— Пришлите сюда Седу, — приказала она.
Вошла кормилица.
— Седа, будь готова, мы завтра должны уехать.
— Куда, преславная царица? — удивленно спросила кормилица.
— В Какаваберд.
— В Какаваберд? К государю?
— Да.
— Почему, царица?
— Как почему? Я еду к своему супругу и государю. Разве это тебя удивляет?
— Нисколько, моя царица. Бог да благословит твое желание и твой путь. Я хотела только спросить, почему так неожиданно?
— У нас будет еще много времени для разговоров.
— Что прикажешь теперь?
— Распорядись, чтобы рано утром были готовы носилки с парой мулов. С нами поедут только две прислужницы и двое слуг. Телохранители пусть выедут из крепости на час раньше и подождут нас на дороге. Все необходимые распоряжения по замку я передам княгине Гоар. В крепости, кроме начальника, никто не должен знать о моем отъезде.
Седа поклонилась и вышла.
4. Взятие Бюракана
Заря только еще занималась, когда братия Севанского монастыря после утренней службы оставила храм св. Апостолов и разошлась по кельям, расположенным на холме. Католикос Иоанн, прибывший на Севан четыре дня тому назад, находился в церкви. После богослужения, вместо того чтобы вернуться в свои покои, он с епископом Сааком поднялся на вершину холма. Несмотря на холод, ему хотелось полюбоваться восходом солнца: вид с острова был великолепен.