Калеб и Мария, у обоих был второй уровень силы. Их отправили на проверку ситуации творящейся в 27-ом районе.
Два бедно одетых ребенка вошли в ангар, где проходила беседа Немого с нищими. От эсперов не требовался захват цели, а только подтверждение его экстрасенсорных способностей. Калеб мог телепортировать одно пассажира на расстояние не больше 50 метров. У Марии была особая сила, позволяющая засечь любые проявления ментальных способностей, при прикосновении к человеку. Она первой обнаружила что-то неладное в обстановке, стоило ей войти в ангар.
Толпа шепталась, а не слушала. Никто не рассказывал своей истории.
— Калеб, он точно эспер. Такое ощущение, как будто он мне мозг чешет. Ни разу с таким не сталкивалась. Быстро к нему! Он в центре толпы!
Калеб поднялся под самый потолок, разглядел пустое пространство в центре толпы и телепортировался туда. Мгновение и шеи обоих эсперов зажаты в нечеловеческой хватке Немого. Он пристально вглядывался в глаза детей, из которых выдавливал жизнь. Парень держался лучше и смог увидеть, как Мария начала терять сознание. Противник каким-то образом подавлял его собственные способности.
Калеб видел, как расшились глаза Немого, когда спал ментальный щит Марии. Что он мог почувствовать? Все сложилось не так, как думала Петра. Немой отпустил обоих детей, оглядел толпу, улыбаясь, заглянул в глаза в каждого бедняка… и самовоспламенился. Он молча горел, люди молчали, а Калеб воспользовался ситуацией и сбежал.
Что можно было ожидать от толпы гражданских, у которой на глазах был "убит" их духовных лидер? Петра готовилась к худшему, поднимая связи среди военных и полиции соседних районов. Последний эмоциональный посыл Немого, выражался всего в паре слов "Надежда и смерть".
Лидеры сообщества бедняков 27-го района опомнились первыми. Чтобы избежать кровопролития, они представили случившееся, как акт вознесения Немого. Он стал святым еще при жизни, изменив судьбы сотен людей, потому в эту версию событий легко поверили, приняв, как должное. Когда слух о вознесении Немого прошелся по городским улицам, в десятках районов появились самодельные святилища. Там, где он беседовал с людьми, ставили свечи и клали букеты цветов. Среди бедняков появилась странный обычай, носить при себе серебряную ложку. Это был знак того, что они побеседовали с Немым, и их жизнь стала налаживаться. Ложка, была знаком того, что теперь они смогут себя прокормить.
Петра смогла понять принцип действия эсперский способностей Немого. Этот индивид вообще не понимал речь, но идеально распознавал все заложенные эмоции. Ни одно животное или человек, не смогли бы подобраться даже к одной десяток доли силы его ментальных способностей. Эмоции, которым нет названии, состояния, которые нельзя описать словами — он чувствовать переживания собеседника, как свои собственные. Все люди хотят быть понятыми, а он был тем, кто слышал их, и давал надежду. Когда Немому рассказывали историю свое жизни, он слушал эмоции человека. В любой жизни, в любой ситуации, был крохотный лучик надежды. Те чувства, что люди берете в своем сердце. И когда разговор подходил к концу, Немой "говорил эмоциями" "Посмотри на свою жизнь! У тебя есть, то ради чего стоит жить!". Эти слова "говорились" передаваемыми эмоциями. Языком, который может понять любое живое существо.
Как не сложно догадаться, за личностью Немого скрывался Гезихт. Как оказалось, он физически не мог понимать речь людей. То, что давало ему способность создавать тела и работать с ними на клеточном уровне, было несовместимо с восприятием речи. Набор звуков, вибрации воздуха, электромагнитные волны — Гезихт мог их повторить, но не понять. Единственным доступным ему способом общения, была телепатия и уникальные способности к эмпатии.
Но дело было не в Гезихте, а в людях, которые были неспособны осознать, насколько невероятным был его дар к общению. Не имея разделения на создание и подсознание, Гезихт "слышал и отвечал" таким образом, что люди были способно понять, лишь образ надежды и заложенный эмоциональный посыл.
На третий месяц пребывания в обществе людей, Гезихт начал испытывать непонятное чувство тревоги. Не опасность, а нечто иное, исходящее из глубин его души. Выслушивая тысячи людей, Гезихт несколько раз сталкивался с аналогичным чувством, но никогда не мог понять, что это.