Утешая себя этой мыслью, Морган вышел из рощи на до боли знакомую поляну и… замер в недоумении. Вместо привычного идола в центре поляны красовалось неказистое строение, по всем признакам напоминавшее кузницу. Не просто так в ней имелись и горн, и наковальня, и здоровенный дед, покрытый жгутами мускулов. Из одежды на кузнеце имелись лишь кожаные штаны, кожаный фартук, покрытый оспинами ожогов от раскалённого металла, и кожаный же ремешок на лбу, удерживающий густую гриву седых волос.
Исполненный сомнений, Морган вошёл в кузницу и замер в сторонке, не решаясь отрывать дедушку от его увлекательного занятия. Впрочем, тот и не думал обращать внимания на гостя, увлечённо продолжая колотить молотом по заготовке. Минуты медленно текли одна за другой, заготовка постепенно превращалась в самую обычную подкову, а кузнец продолжал работать молотом. Изредка он подхватывал подкову клещами, внимательно осматривал, неодобрительно хмыкал и снова клал её на наковальню.
Заворожённый происходящим, орк совершенно потерял счёт времени. Перед глазами была лишь алая заготовка и разлетающиеся от ударов искры. Ритмичный металлический звон слился с биением сердца в груди, отчего оно замирало каждый раз, как кузнец брал паузу, дабы изучить результаты своих трудов. В какой-то момент Морган полностью потерял себя, охваченный необъяснимым желанием подхватить такой же молот и включиться в работу, превращая обычный слиток металла в необходимую в хозяйстве вещь.
Сделать этого он так и не успел. В очередной раз осмотрев подкову, старик удовлетворённо хмыкнул, быстро пробил отверстия для гвоздей, и, подхватив её клещами, сунул в кадку с водой. Громкое шипение и густые клубы пара моментально выдернули оружейника из транса, вернув ему ясность мышления. А дед, тем временем, достал подкову из воды и небрежно бросил её в ящик, к груде таких же самых обычных, казалось бы, подков. Затем положил инструменты на наковальню и хмуро поинтересовался:
— Пришёл, значит?
— Пришёл, — кивнул Морган.
— Принёс?
— Принёс.
— Ну, бросай туда, коли принёс.
И покрытая мозолями рука небрежно махнула в сторону горна.
— Туда? — не поверил своим глазам оружейник, глядя на потрескивающие от жара угли.
— Туда, туда, — подтвердил Сварог, и с отчётливым ехидством в голосе спросил: — Ты же жертвовать собрался?
— Вроде того…
— Вот и жертвуй. И шустрее давай, от работы отвлекаешь.
Поражённый словами покровителя, Морган медленно подошёл к горну. В который раз за это утро из головы опять разбежались все мысли, а в груди вновь поселилась пустота. Конечно, он уже успел смириться с тем, что с луком придётся расстаться, однако положить его возле идола и потом убежать это одно, а вот так, своими собственными руками бросить в огонь — совершенно другое. И плевать, что рядом стоит божество и сверлит мрачным взглядом. Это оружие создавалось вовсе не для того, чтобы сгореть в огне божественного пламени!
— Не буду! — угрюмо пробурчал орк, разворачиваясь к богу-кузнецу.
— Чего это?
— Не могу!
Сварог пару мгновений изучал насупленную зелёную морду и… вдруг расплылся в искренней добродушной улыбке.
— Слава огню первозданному! Я-то уж грешным делом решил, что ты совсем умом тронулся.
— Что? — растерялся Морган. — В смысле?
— В прямом. Это же каким нужно быть идиотом, чтобы такую вещь пойти богам жертвовать?
И тут оружейник понял, что теперь вообще ничего не понимает.
— А разве не в этом весь смысл жертвы? — осторожно уточнил он. — Чем она ценнее для жертвующего, тем больше от неё отдача и всё такое?
— Вот я никак не пойму, это общение с Локи на тебя так повлияло или ты с рождения туповат? — нахмурился бог-кузнец, с неодобрением глядя на орка. — Вроде Мудрость с Интеллектом уже за сороковник перевалили, а такие глупые вопросы задаёшь. Вот скажи мне, в чём отличие искусства от ремесла?
— Эм-м-м-мм…
— Когда художник рисует картину, её потом повесят на стену и будут любоваться. А когда плотник сколотит табуретку, на ней будут сидеть. И если это хорошая табуретка, то ей будут пользоваться не только владелец, но и его дети, и может даже внуки. Так понятно?