Назад возвращались немногие, где-то каждый десятый. А иногда вообще не возвращались, дружной компанией отправившись на прокорм охраняющих бесценное сокровище стражей, среди которых числились драконы, высшие элементали, механические големы Древних и парочка архиличей, не считая тварей помельче. Возглавлял список бронированный ящер по имени Фафнир, обладатель крайне крепкой чешуи, ядовитого дыхания и высокого интеллекта. Тот ли это Фафнир, которого уже разок уконтропупили на Земле [2], история умалчивает. Зато точно известно, что именно этого высшего дракона боги назначили главным хранителем приза и со своими обязанностями он справляется более чем успешно.
В общем, после толстого и недвусмысленного намёка от Локи, Морган поначалу воспрял духом, потом пораскинул мозгами, и, осознав, что задачка ему досталась, мягко говоря, на вырост… впал в депрессию. В которой и пребывал сначала в лаборатории, пока строители ликвидировали последствия общения с Локи, а потом снова в своей комнате, валясь в кровати и тупо уставившись в потолок. Смотреть куда-либо ещё он попросту не хотел – взгляд постоянно натыкался на вещи, напоминающие ему о погибшей невесте. Наверное, надо было встать, убраться, что-то выкинуть, что-то спрятать подальше в шкаф, но на подобный подвиг у него не было ни сил, ни желания.
В состоянии овоща оружейник провёл весь остаток весны и начало лета, когда к нему прибыл второй гость, которого на удивление быстро проводили к Моргану, не задавая лишних вопросов.
– Ты похож на коровью лепёшку, – с порога высказался Зигрид, обводя комнату рассеянным взглядом. – Большую зелёную вонючую лепёшку.
– Спасибо. А ты на жертву коллекторов, – не остался в долгу Морган, бросая в ответ взгляд, исполненный одновременно злости и удивления.
Выглядел офицер «Огненных волков» и вправду хреново. Бледный, взъерошенный, длинная щетина на когда-то выбритых щеках и подбородке, под глазами круги от явного недосыпа и переутомления. Точнее, под одним глазом круг, а под вторым – почти рассосавшийся, но всё ещё различимый фингал. Самые значительные изменения претерпел гардероб. Доспехи, оружие и экипировка отсутствовали полностью, не считая крохотного кинжальчика за поясом, откровенно дерьмового качества. Вместо добротной одежды – обноски, надеть которые постеснялся бы и батрак на скотном дворе, благо хоть относительно чистые.
– Не знаю, кто такие коллекторы, но вряд ли они хуже королевских дознавателей.
– И что же королевские дознаватели от тебя хотели?
В ответ на столь нелепый вопрос Зигрид удивлённо вскинул брови, но потом только вздохнул, признавая за орком право на неведение. Плюхнувшись за стол, он скинул с плеча тощий сидор и потянулся за кувшином, внутри которого плескался самогон из «Поддатого гуся». Выпивку в своё время оставил Святогор, в тщетной попытке вывести друга из депрессии с помощью своего любимого способа. Справедливости ради стоит отметить, что Морган честно попытался, но уже на второй стопке бросил это бесполезное занятие – пить не хотелось от слова «совсем».
Выдернув пробку, Зигрид с осторожностью нюхнул содержимое. Удовлетворившись результатом, налил себе полную рюмку и одним махом опустошил, почти не перекосившись в процессе. Закусил копченым мясом, выбрав на тарелке не слишком заветренный кусок. Прислушался к ощущениям внутри организма и только после этого ответил:
– Понимаешь, Егойное королевское Величество крайне негативно воспринял появление Скверны у себя в столице, да ещё в двух шагах от дворца. И попросил своих гвардейцев привести ему виновных. А виновными, как ты понимаешь, назначили «Огненных волков».
– Беда-то какая, – фальшиво посочувствовал орк. – И чем всё закончилось?
– Тех, кто с перепугу решил сопротивляться, положили сразу. Остальных повязали и отволокли в казематы, на встречу с дознавателями и магами-менталистами. Затем провели одиннадцать показательных казней на дворцовой площади, сколько-то казней тихих, ещё троих объявили в розыск, включая этого черножопого урода Мику. Тех, кого признали невиновными, отпустили. Убедительно намекнув, что в Лейбире их больше видеть не хотят. Ну, ещё клан «Огненных волков» распущен без права восстановления, его название внесено в чёрные списки гильдий, а всё имущество изъято в пользу короны.
– Какая печальная история. Жаль, что мне похрен.
Зигрид поморщился, но ничего на это не ответил. В комнате ненадолго повисла тишина, прерываемая лишь звяканьем посуды, когда вторая рюмка самогона отправилась в своё последнее путешествие до дварфийского желудка.
– Слушай, а ты чего вообще припёрся? Только не говори, что решил изобразить безутешного папашу и посетить могилу невинно убиенной дочери?
– Вообще-то, да, – нахмурился дварф, бросив на Моргана мрачный взгляд. – Только в храме мне сказали, что ты забрал урну с прахом. Я так понимаю, ты ей отдельную могилу устроил?
– Попроси кого-нибудь, тебя проводят – буркнул оружейник, демонстративно отворачиваясь к стене.
– Спасибо, – поблагодарил Зигрид, явно не собираясь уходить. Налил себе третью рюмку, закусив очередным полузасохшим мясным ломтиком. Вздохнул по-стариковски, рассеяно уставившись в окно. И, словно собравшись духом, сказал: – Хочу тебе напоследок одну историю рассказать.
– У меня нет настроения слушать истории, Зиг. Тем более, твои.
– Это совсем короткая история. Просто выслушай, и я уйду.
– Хорошо, я весь внимание, – буркнул Морган, вновь повернувшись к собеседнику. – Только давай покороче.
– В одном мире жила-была девочка, – послушно начал рассказ дварф. – Хреново жила, откровенно говоря. Родители-выпивохи, хотевшие подложить дочку под соседа за бутылку. Друзья, которые не друзья, а скорее члены одной стаи. Страна, в которой правителям покласть на таких, как она. Будущее, в котором смерть от ножа пьяного мужа чуть ли не самое лучшее, что можно выбрать. В общем, хреново жила девочка и умерла тоже хреново. Грабанули с приятелями какого-то прохожего, накупили на радостях палёного бухла, и дружно траванулись всей компанией…
Сделав паузу, Зигрид в очередной раз наполнил рюмку, но пить не стал. Поставил перед собой, в задумчивости рассматривая содержимое.
– А в другом мире жила вторая девочка. Казалось бы, хорошо жила. Родители из потомственных аристократов, поместье, слуги, шёлковые простыни и всё такое. Вот только аристократы были из обедневших, но очень желающих вновь вернуть влияние своего рода, а потому свою дочку, третью по счёту, рассматривали исключительно как политический актив. И, в конце концов, продали её какому-то господину, в котором благородности было, как свинячьем дерьме, зато денег водилось с избытком. А ещё у этого господина были специфические фантазии на тему юных девиц благородного происхождения. В общем, не вынесла девочка такой жизни и удавилась через месяц. Прям на той веревке, которой её связывали…
Сжатая в огромном кулаке, серебряная стопка внезапно поменяла свою форму, но смогла удержать внутри содержимое. Которое стремительно пропало в лужёной глотке, не заставив владельца даже поморщиться.
– Волею богов, обе девочки оказались на Лудусе, в одном месте и почти в одно время, – продолжил дварф, казалось не замечая, как снова наполняет помятую посуду. – Неудивительно, что вскоре их пути пересеклись. Сначала, конечно, чуть друг дружке волосы не повыдёргивали, но потом сдружились. Так сдружились, что стали практически сёстрами. Оно и понятно – обе успели разочароваться в окружающих хомо, в жизни и в богах. Обе не доверяли никому, кроме себя. Обе хотели получить от жизни всё, в том числе и главный приз. И обе хотели найти кого-то, кто бы принимал их такими, какие они есть, со всеми слабостями и недостатками. Перед кем не нужно было изображать из себя сильную и независимую…
Было видно, что история даётся Зигриду не легко. Лицо то каменело, превращаясь в застывшую маску, то дёргалось в нервном тике, словно от недозревшего лимона. В ровном, почти отстранённом голосе то и дело проскальзывали нотки мучительной боли, что выплёскивалась из души отца, потерявшего обеих дочерей. Пусть и приёмных.