В этот миг загорался свет, но я еще долго сидел в оцепенении. Бессонов смотрел на меня своими лукавыми, всегда немного красноватыми глазками:
- Понравилось?
- Клянусь священным томагавком! - серьезно заверял я.
В такие минуты он чувствовал себя обласканным…
Двенадцати лет я полностью закончил школьный курс, а в семнадцать - университет. Профиль? Биология и молекулярная хирургия. В двадцать лет я получил ученую степень и стал полноправным членом научного семейства. Кроме специальности, я факультативно изучал древнюю литературу и уже в двенадцать лет знал наизусть около пятисот стихов “Илиады”, а еще через три года знал ее всю на древнегреческом. Я не хочу сказать, что был каким-то вундеркиндом, хотя это до некоторой степени было правдой. В мое время биология достигла значительных успехов, особенно в области стимулирования человеческой памяти. К тому же никакой мальчишка на Земле не мог похвастаться такими великолепными преподавателями.
Через несколько дней Сеймур встретил меня в гимнастическом зале. Этот зрелый шестидесятилетний мужчина с отличной фигурой был хорошим бегуном. Порой ему удавалось поставить в трудное положение даже меня. Сеймур обладал отличной техникой и Пре. одолевал препятствия гораздо лучше, чем я. Но на этот раз мы бежали четырехсотметровку, и ему явно не хватило сил. Я выиграл полсекунды.
Когда мы направились к душевым, я смотрел на него чуть ли не с завистью. Он дышал так спокойно и легко, словно часовой тренировки и бега на дистанцию и не бывало. Заметно было, что он хочет что-то сказать, но я не торопился с расспросами. За эти годы я достаточно изучил его и знал, что, если начать разговор первым, он отделается несколькими общими фразами.
Наконец Сеймур сказал:
- Тебя хочет видеть Толя.
- Меня?.. Почему именно меня?
- В том-то и штука, что не знаю… Он принял самую хитрую тактику - вообще перестал говорить со мной. Молчит да посматривает с иронией…
- Странно, - сказал я. - Ведь он же знает, что в конце концов я все скажу тебе.
- Так-то так, - кивнул он. - И все-таки позвал… В сущности, он выглядит неплохо. Сегодня даже поел немного.
- Дело не в замкнутости пространства, - сказал я. - Это приступ меланхолии.
- Не знаю, - ответил он неохотно. - Мне не хочется…
Он был прав. Приступы меланхолии имели обычно более тяжелые последствия.
- Вы, славяне, гораздо труднее для меня, - задумчиво говорил Сеймур. - Я пробовал изучать Достоевского… И напрасно потерял время. Или люди той эпохи были гораздо сложнее, или Достоевский был неврастеником.
Я невольно улыбнулся.
- Если б он мог с тобой познакомиться, он решил бы, что ты какой-то человек-машина!..
- Ты хочешь сказать, что моя духовная жизнь примитивна? - подозрительно спросил Сеймур.
- Нет, конечно. Но все-таки чувства не являются категориями… Они походят на облака. Постоянно меняют свои формы…
- Ну вот и дети начинают меня учить! - недовольно пробурчал Сеймур.
Мы вышли наружу. Бессонов приготовил нам сюрприз: мы шли по Елисейским полям, какими они были, наверное, в середине двадцатого века. Был вечер, светились роскошные витрины, по широкому полотну бульвара краснели бесконечные ряды стоп-сигналов этих вонючих машин - как они назывались? - ах да, автомобили… Бессонов, конечно, не высосал этот пейзаж из пальца - такое действительно существовало на Земле. В наше время на всех континентах имелось по крайней мере сто таких “резерватов”: Красная площадь и Кремль, почти половина Рима, часть старинного Лондона и множество других достопримечательностей разных эпох, восстановленных и законсервированных… Но Сеймур даже не смотрел по сторонам.
- В конце концов, я ученый, - сказал он. - Я не могу работать с облаками… Я должен их каким-то образом классифицировать.
- Можно, да только осторожно, - улыбнулся я.
- Как это?.. Ведь есть же какие-то закономерности… Не может всякое явление быть отдельным законом.
- Ну ладно, дело сейчас не в этом. Скажи лучше, как мне вести себя с Толей.
- Да-да, - кивнул он. - Это главное… Как с вполне нормальным человеком… Без подчеркнутой деликатности или снисхождения.
Сеймур прошел сквозь витрину антикварного магазина, я шагнул за ним. Елисейские поля пропали. Мы стояли прямо против корпуса, в котором жил Толя.
- Вот тебе ручка, - сказал он. - Не злись и не спеши уходить.
Минуту спустя я был в охотничьей хижине. Толя лежал на своем широком медвежьем диване и смотрел в потолок. Но лицо его не было равнодушным и бесчувственным, как в прошлый раз. Увидев меня, Толя приподнялся и сел на край постели. Мне показалось, что в глазах его мелькнула ирония.
- Садись, малыш! - голос его звучал совсем по-дружески. - Чем тебя угостить?
- Может, апельсиновой водой?
- Нет, я предложу тебе натуральный малиновый сок.
Я даже не знал, что он есть на “Аяксе”. Все напитки приготовлялись из эссенций, а сок ему, видимо, дали, как больному. Пока я пил небольшими глотками, он все с той же легкой усмешкой наблюдал за мной. Мне стало совсем неловко.
- Тебя Сеймур послал? - наконец спросил он.
- Я думал, ты хочешь меня видеть…
- И он тебя проинструктировал…
- Да нет, никаких наставлений.
На стенных часах распахнулась узкая дверца. Выглянула маленькая серая птичка и раскрыла клювик: “Ку-ку, ку-ку!” Очень приятный голосок. Прокуковав девять раз, спряталась. Было девять вечера.
- Симпатичная у тебя кукушка, - начал я.
Толя взглянул на секундомер, лежащий на столе:
- Слушай, малыш, не хочу быть подлым по отношению к тебе… Я кое-что насыпал тебе в сок, и скоро ты уснешь как мертвый. Тогда я открою дверь твоей ручкой… И спокойненько выпрыгну с террасы… Сеймур совершенно прав в своем диагнозе.
Пока он говорил, я лихорадочно соображал: он меня провоцирует… а если все-таки это правда?.. Ничего не оставалось, кроме как рисковать.
- Ну что ж… Я и так не прочь был соснуть.
- Ты понял, что я сказал?