— Кто ты? — спросил Юлий.
— Наместник Павел. Можно сказать, это моя крепость.
Мужчина закрыл глаза и вздохнул, одновременно устало и облегченно. Юлий видел его мужество и почувствовал глубокое уважение к этому человеку.
— Еще нет, — заметил он. — Наверху идет бой, и мы должны присоединиться к товарищам. Ты подождешь нас в каком-нибудь безопасном месте. Выглядишь неважно.
В лице наместника не было ни кровинки, кожа посерела, живот ввалился, руки безвольно свисали вдоль тела. По виду ему было за пятьдесят. Юлий подумал, что когда-то этот человек был воином, но время и мирная жизнь забрали его силу — по крайней мере, телесную.
Собравшись с духом, Павел постарался выпрямиться.
— Пока не потеряю сознание, буду с вами. Руки у меня изломаны, сражаться не могу, но хотя бы выберусь из этой крысиной норы.
Юлий согласно кивнул и подал знак двум солдатам.
— Осторожно возьмите его под руки и, если понадобится, несите. Надо идти на помощь Гадитику.
Он побежал по ступенькам вверх, думая уже только о предстоящей схватке.
— Пойдем, господин. Обопрись о мое плечо, — сказал один из легионеров.
Павел закричал, когда солдаты взяли его под руки, но стиснул зубы и справился с приступом боли.
— Вынесите меня отсюда как можно скорее, — велел он. — Кто этот офицер, освободивший меня?
— Это Цезарь, господин, — ответил воин, помогая Павлу подниматься по ступеням.
Они еще не достигли конца лестницы, как силы оставили наместника. Он потерял сознание. Легионеры подхватили его на руки. Теперь маленький отряд мог двигаться быстрее.
ГЛАВА 2
Сулла улыбнулся и жадно отпил из серебряного кубка. От вина щеки его раскраснелись, а блеск в глазах пугал Корнелию, присевшую на указанную ей диктатором кушетку.
Люди Суллы пришли за ней в полдень, в самую жару, когда беременность причиняла наибольшие страдания. Корнелия старалась скрыть плохое самочувствие и страх перед властелином Рима, но руки предательски дрожали, когда женщина приняла предложенный бокал прохладного белого вина. Отпив немного для приличия, она подумала, что больше всего на свете ей хочется перенестись из этих раззолоченных палат в тишину и покой родного дома.
Сулла следил за каждым ее движением, и в наступившем молчании Корнелия чувствовала себя неуютно под его взглядом.
— Тебе удобно? — спросил он.
Было в тоне Суллы что-то, заставившее Корнелию внутренне вздрогнуть.
Спокойно, велела она себе. Ребенок почувствует, что тебе страшно. Подумай о Юлии. Он надеется, что ты можешь быть сильной.
Когда Корнелия заговорила, голос ее звучал почти спокойно.
— Твои люди обо всем позаботились. Они были очень обходительны, только не сказали, зачем ты желаешь меня видеть.
— Желаю?.. Странное ты выбрала слово, — негромко заметил он. — Интересно, может ли мужчина желать женщину, которой осталось несколько недель до родов?
Корнелия ошеломленно посмотрела на Суллу. Диктатор осушил свой кубок и с очевидным вожделением облизал губы. Потом вдруг встал с ложа, повернулся спиной к женщине и наполнил чашу из амфоры, бросив пробку на мраморный пол.
Корнелия как завороженная следила взглядом за тем, как пробка описывает круги на каменной плите. Когда она наконец остановилась, Сулла заговорил, и голос его звучал негромко и интимно.
— Я слышал, что женщина достигает расцвета красоты именно в период беременности. Но это не всегда так, верно?
Он шагнул ближе к Корнелии, расплескав вино из кубка.
— Я не знаю… господин, что…
— О, я таких видел! Растрепанные, ходят вперевалку, кожа потная, прыщавая. Простолюдинки, быдло… Другое дело — истинная римлянка.
Он сел вплотную к Корнелии, и она сделала усилие над собой, чтобы не отшатнуться. Глаза Суллы горели похотью, и женщине хотелось закричать, но кто услышит? Кто посмеет войти?
— Истинная римлянка — созревший плод, ее кожа нежна, а волосы роскошны…
Голос Суллы понизился до хриплого шепота, а ладонь легла на чрево Корнелии.
— Прошу тебя… — шептала она, но он не слушал. Ладонь блуждала по вздувшемуся животу, ощупывая тело.
— О, ты обладаешь этой красотой, Корнелия.
— Прошу тебя, я устала. Мне надо домой. Мой муж…
— Юлий? Очень непослушный молодой человек. Ты ведь знаешь, он не захотел отказаться от тебя. Теперь я понимаю почему.