Комендант показал Павлу его комнату, выдал постельное белье, долго внушал правила и законы во вверенном ему доме.
В пятом часу дня со смены вернулись владельцы соседних коек.
«Совсем юнцы, — подумал Павел и усмехнулся: — Или я уже матеро́й стал?»
Маленького, сухощавого, похожего на мальчишку бригадира монтажной бригады звали Витя Линев.
Узнав, что Павел монтажник и назначен на стройку стана «2500», он весело похлопал солдата по плечу, сказал баском:
— Значит, ко мне.
И протянул пятерню.
Второй парень оказался сварщиком. Кустистые мальчишечьи усы никого не могли ввести в заблуждение: ему было от силы девятнадцать лет.
— Блажевич, — сказал он. — Гришка Блажевич. Кали́ при девчонках — Григорий Павлыч. Понял?
— Ясно, — улыбнулся Павел. Соседи ему понравились.
Четвертая койка в комнате пустовала.
— Свято место голо не бывает, — сказал Линев. — Пришлют кого-нибудь.
Остальные члены бригады — Вася Воробей и Климчук — жили отдельно, с семьями, и в общежитие наведывались только в торжественные дни или на собрания.
Гришка Блажевич, дергая себя за усы и припутывая изредка к русским фразам белорусские слова, объяснял Павлу, что стройка ударная и «хоть тресни, а менш ста нямо́жна». Он, разумеется, говорил о процентах выполнения плана.
Впервые поднявшись на подкрановые балки и посмотрев вниз, Павел ощутил легкое головокружение. Внизу, под колоннами огромного стана, люди казались сплющенными и медлительными, как пешие жуки.
«Тут всего двадцать метров, — подумал Павел. — Я просто отвык от высоты».
Витя Линев оказался превосходным бригадиром и товарищем. Его совсем не тянуло к позе, он отлично знал дело и, распоряжаясь, ничем не подчеркивал своего положения.
Он самолично проверил у Павла монтажный пояс, ключ, кувалду и клин — и потащил Абатурина вверх по узкой железной лестнице.
Павел быстро втянулся в работу. Она была хотя и рискованная, но в общем-то не очень сложная. Разумеется, требовала аккуратности, ловких, однако спокойных движений, смелости.
Медицинская комиссия, осматривая Абатурина, все время выпытывала у него, как чувствует себя на высоте, не кружится ли голова, не тянет ли присесть на балку. Его придирчиво вертели в специальном кресле, считали пульс, измеряли давление крови. Эту вежливую и настойчивую заинтересованность старших Павел ощущал и на инструктаже по технике безопасности.
Год доармейской практики сыграл свою роль, и Абатурин уже на третий день стал выполнять норму.
Витя Линев хвалил его Блажевичу:
— Тыщу в месяц выгонит. На первое обзаведение.
Гришка важно кивал головой:
— З яго́ выйдет добрый работник. И внезапно рассмеялся:
— Гэ́та кулик вяли́кага бало́та.
Павел мог быть доволен: есть жилье и работа, в техникуме его снабдили программами для учения, выдали студенческий билет. Все складывалось наилучшим образом.
И вот вчера вдруг почувствовал странную и невнятную досаду. Попытался понять, в чем дело — и не смог.
Он встал сегодня много раньше товарищей, наскоро перекусил и отправился к трамвайной остановке. До начала смены было еще около двух часов, и Павел проехал не к шестой проходной, а к первой, на Комсомольскую площадь. Ему хотелось побыть одному и разобраться в своем настроении.
Теперь он медленно шагал по гулкому асфальту тротуара.
«Алевтина? — думал Павел. — Нет, Алевтина тут ни при чем. И она, и он, кажется, понимают: время выкопало между ними канавку, и никому из них не хочется ее засыпа́ть. А что это за канавка? А кто ее знает?.. Что же их связывает теперь? Только милые воспоминания детства. Этого вполне хватит для добрых отношений, но загсу здесь делать нечего… Мама? Едва ли. Ведь он еще до армии ушел на завод, и мать примирилась с этим… Что же?..»
Механически вышагивая по тротуару, Абатурин незряче смотрел прямо перед собой.
«Что же это такое все-таки?»
И вдруг, почти догадавшись и скрывая догадку от себя, слабо покраснел. «Неужто?».
Он вспомнил, как, долгими ночами мечтал там, на острове, о всем, что должна принести с собой гражданская жизнь. Это были очень туманные и все же приятные мысли о своем жилье, о любви и семье. Уже месяц он живет этой гражданской жизнью — и почти так же далек от всего, что ему блазнилось по ночам на солдатском холодном острове.
«А чего ж я хочу?! — рассердился на себя Павел. — Не легко и не быстро добывается счастье… Годы нужны. Может, полжизни потратишь…»