Мальчишка поерошил светлые волосы и произнес сдержанно:
— Костер на ветру разжигать учусь. Пригодится в жизни.
«Экой славный парнище, — подумал Абатурин. — Под масть отцу, надо полагать».
— Дай спички. Вот так надо…
Павел быстро провел спичкой по коробку́ и в то же мгновение убрал огонек в ямку, сложенную из ладоней.
— Как это? — восхищенно спросил мальчишка. — Покажи еще.
Павел показал.
— Мирово́! — оценил Петька. — И я научусь.
— А это что — «мирово́»?
— Ну — «хорошо», — покраснел Петька. — Тебя отец уже подучил мне замечания делать?
— Отец не подучил. Мы с ним совсем мало знакомы.
Мальчик исподлобья посмотрел на Абатурина, посмеиваясь, покачал головой:
— Когда мало знакомы — в гости не зовут. А тебя позвали. Почему?
— Сам не знаю, — сознался Абатурин. — Капитан велел идти, я и пришел.
— Ну уж и врешь!
— Ничего не вру. Спроси отца.
— А как же он тебя увидел! Ты бедствие терпел? На льдину высадился?
Глаза у мальчишки загорелись, и он даже ближе подвинулся к обветренному занятному солдату..
— Нет, не терпел. Я в армии служил. На острове одном. Посреди моря. Выслужил срок — и домой еду.
— Ты один выслужил? А другие не выслужили?
— Нас много было. Только я заболел немножко и от всех отстал. Потом подлечился и баклуши бил. А тут твой папка недалеко проплывал. Его и попросили меня взять.
— А это как — баклуши? Самки бакланьи?
— Нет. Это выражение такое. Бездельничал, значит. Оказии ждал.
— А это что — оказия?
— Так вовек на твои вопросы не ответить. Оказия — это случай такой, подходящий. Понял?
Петька вздохнул. Он не понял. Но переспросить теперь постеснялся.
— Ждал, когда кто-нибудь на борт возьмет, до Большой земли доставит. Вот это и есть оказия. Ясно?
— Теперь ясно.
Петька уже с большим доверием взглянул на Абатурина и неожиданно покрутил головой.
— Ты о чем?
— Велосипед у меня заело. Цепка не крутится. Я б тебе покататься дал.
— А почему заело?
— Кто ж его знает? Может, сломалось внутри что-нибудь. В колесе.
— Ну, тащи его сюда. Посмотрим.
Петька приволок из коридора маленький, подростковый велосипед. Абатурин взял из сумочки гаечный ключ, установил машину колесами кверху и с явным удовольствием стал отворачивать гайки.
Через четверть часа поставил колесо на место, обтер руки газетой и сказал Петьке:
— Можешь кататься. Он теперь как новенький.
— Ты молодец, — похвалил мальчик. — Спасибо.
— Не за что. Мне самому приятно повозиться.
Петька рассеянно посмотрел на солдата, пошевелил губами, будто решал про себя арифметическую задачку, — и в следующий миг уже решительно направился к этажерке с книгами.
Достал с нижней полки большой, обшитый бархатом альбом, положил его на кровать, позвал Абатурина:
— Погляди, тут интересное есть.
Он быстро перелистал несколько страниц, на которых были изображения отца, матери, сестры и его самого, кивнул:
— Смотри, это Гриша.
С фотографии на Абатурина смотрел молодой человек. Он чем-то неуловимо был похож на самого Павла. То ли своей застенчивой юностью, на которой, впрочем, уже лежала тень пережитого; то ли открытым жадным взором, готовым вобрать в себя весь мир вокруг. Сходство дополнялось тем, что юноша, изображенный на снимках, тоже носил военную форму. На гимнастерке ясно виднелись ордена, и Абатурин удовлетворенно прищелкнул языком: три Красных Знамени и Невский. Парень наверняка был знаменитостью своего фронта.
— Это кто же — брат?
— Ага. Гриша.
— Не вернулся?
Петька кивнул головой:
— Чуть-чуть не дожил до победы. Мамка писала, чтоб берегся. А он писал, что нельзя: фамилия не позволяет.
— Это какая же фамилия?
— Вот те и раз! Не знаешь, что ли? Иванов фамилия.
— А-а, ну да, — покраснел Абатурин. — Я знал, только из памяти выскочило.
— Ты папке о Грише не говори, — посоветовал Петька. — От него тогда спиртом пахнет. Я не люблю…
Мальчик положил альбом на место, полюбопытствовал:
— А ты куда теперь?
— У тебя тоже память с дырками. Я говорил: домой.
— А где дом?
— Знаешь, где Урал?
— А то нет. Горы там и холодно.
— Горы — это верно. А холод чистый. Кто здоровый — тому вовсе не страшно.
— К жене?
Абатурин смутился:
— У меня нету. Вот приеду — может, женюсь.
Петька поскреб в затылке, посоветовал с рыцарской щедростью:
— А ты на Люське женись. Чего тебе долго думать?
Абатурин сконфуженно улыбнулся: