С несдерживаемым волнением он выхватил из рук Крейтона конверт и разорвал его. Он вынул записку, но прежде, чем прочесть ее, посмотрел бумагу на свет. Затем он перешел к ее содержанию.
Крейтон был удивлен выражению лица Брея. Наконец, детектив протянул Крейтону лист оранжевой бумаги.
– Написано на специальной «гангстерской» бумаге, – с деланным спокойствием заметил Брей. – Прочтите.
Уважаемые инспектора (говорилось в письме),
Я оставляю вам это письмо через Салли, зная, что раньше или позже вы заподозрите меня, и оно попадет вам в руки. Салли, конечно, ничего об этом не знает.
Пожалуйста, простите мне театральность этого последнего жеста. Понимаете, он – последний, а человек может пожелать сделать последний момент своей жизни более драматичным. Не знаю, как вы нашли недостаток в нашей организации. Я предпочла бы не знать этого, чтобы не снизить мнение о себе! К счастью, граф фон Фаренберг, джентльмен даже в беде – он смог добраться сюда, чтобы предупредить меня. Какое-то время я рассматривала мысль о борьбе до конца. В конце концов, вы мало что можете предъявить мне, а документы, которые вы, вне сомнения, конфискуете, не принесут никакой пользы. Но все же есть что-то унизительное в том, чтобы преследоваться по закону и уходить от сторожевых псов в публичном суде, не так ли? Инспектор Брей, вы поймете, даже если инспектор Крейтон не поймет этого! Так вот вам:
Я, и только я застрелила Фэниса, убила Несса и придумала схему крушения Фэниса (а этим уже можно гордиться). Тем, что получилось с Несом, я не горжусь, так вышло из-за спешки. Я не знаю, сколько выболтал этот крысеныш. Версия убийства, когда я обвинила в нем миссис Энжевен, была одним из моих первоначальных планов убийства, но я отвергла ее как слишком рискованную.
Дорогие инспектора, я значительно облегчила вашу работу, так не сделаете ли кое-что для меня? Отпустите моего мужа, Томми. Он лишь делал то, что я распланировала. Передайте ему записку, прилагаемую к этому письму.
Лаура Вэнгард
(«Шеф»)
Теперь инспектор обратил внимание на маленький листок бумаги, вывалившийся из конверта. Он взял его со стола, прочел надпись и после короткого колебания, не разворачивая, протянул его Вэйну. Тот взглядом поблагодарил его.
Вэйн прочел письмо. Теперь он выглядел так, словно вот-вот заплачет, и его всегда мальчишеское лицо казалось совсем детским. Но в следующий момент он горько улыбнулся, и смятая записка выпала из его пальцев на пол. Немного позже судья подобрал измятый лист бумаги. Заглянув в него, судья покачал головой и осторожно спрятал записку в нагрудный карман.
В ней говорилось:
Прощай. Желаю удачи.
Это нежное и прощальное послание от одного из самых жестоких убийц, каких он только знал, судья добавил в свою коллекцию психологических загадок. Они часто встречались в его жизни, которая научила его многому, при этом не затронув его простоты, в которой мудрость совмещалась с детскостью.
– Вы знали, что они женаты? – спросил у судьи Брей после того, как Крейтон закончил читать письмо леди Лауры.
– Да. Они поженились в моем доме. Последние несколько минут были словно дурной сон: сидеть здесь и постепенно узнавать, во что вляпался Хартиган, и что натворила его жена. В Голливуде они пришли ко мне с просьбой поженить их и держать это в тайне. Я так и сделал. Родители леди Лауры были вполне уважаемы, и я никогда больше не задумывался об этом. Я бы сказал, что Мэгги невзлюбила леди Лауру с того момента, когда впервые встретилась с ней. «Безжалостная женщина. Может, она и любит Спайдера, но это не помешает ей погубить его, – сказала она. – Можешь смеяться, Сайлас, но она из тех, кто губит мужчин – она безжалостна, холодна и умнее, чем ты думаешь».
– Замолкни! – внезапно взорвался Вэйн. Самообладание покинуло его. – Думаешь, мне наплевать, какого ты мнения о Лауре, вшивый маленький дурень? Она была самой великой женщиной, которую я только знал, по-настоящему великой, а ты говоришь о ней, как если бы она была карманником! Ох, не смотрите так на меня. Разве вы не понимаете, что она ушла; возможно, она смело летит через море, возможно, прямо в склон холма. Возможно, она уже разбилась и мертва! – внезапно юноша замолчал и уткнулся лицом в руки. – Черт вас побери!
Наступила тишина. Иннес подался вперед, словно хотел похлопать молодого человека по плечу, но потом передумал. Тишину разрушало рокотание голоса сэра Герберта Хэллэма, доносившееся из динамиков за открытым окном. Все обратили внимание на его слова: