По вспыхнувшему, а затем сразу побледневшему лицу Фаины Федоровны было видно, как она взволновалась. А прокурор продолжал равным спокойным голосом:
— Раньше, чем отвечать, вы учтите все-таки, как много значит ваш ответ для следствия… ну, и для судьбы Буженина.
— Хорошо! — воскликнула женщина. — Хорошо! Я вам скажу всю правду!
— Она сейчас солжет, — жестко вставил Афончиков. — Видите, как покраснела?
Действительно, лицо Игнатьевой снова залилось краской. Она сказала с некоторым вызовом:
— Алеша — муж мой. Он в ту ночь ночевал у меня… Это правда.
Она заплакала. Однако, быстро овладев собой, добавила:
— Вот этот гражданин… по фамилии Афончиков, ревновал ко мне Алешу. А когда я сказала ему, чтобы он оставил всякие мысли, он пригрозил отомстить. И я, зная его злой нрав, опасалась…
Она опять заплакала:
— Так и случилось…
— Чепуха все это, — презрительно сказал Афончиков.
— Разъясните, прошу вас, — обратился к Фаине Федоровне Зарницын, — почему же в таком случае Буженин пошел сначала к Афончиковым?
— Да потому, что к ней с вечера неудобно идти — соседи! — ответил за Игнатьеву Алексей Буженин. — Конспирация! — добавил он с горькой усмешкой. — Зарегистрироваться мы не могли, у нее развод не оформлен…
За окном кабинета послышались выхлопы мчавшегося мотоцикла, потом сразу оборвались. Прокурор выглянул в окно и увидел молодцевато подлетевшего на мотоцикле Афончикова-старшего.
— А вот мы сейчас узнаем насчет бурава. Да и о том, кто именно выбросил связку отмычек, — сказал прокурор. — И вызывать старика не пришлось, сам явился!
Действительно, в дверь кто-то постучал.
— Войдите! — крикнул прокурор, и в кабинет вошел Афончиков-старший.
— Простите меня, — сказал он, — узнал я, что вы сына вызвали, и не мог я утерпеть… А-а, и Алеша здесь, — заметил он Буженина. — Так вот в чем дело…
— Да вы садитесь, — придвинул стул прокурор.
— Нет уж, я не в гости… Послушайте меня с минуту, а то ведь в моем возрасте человеку надо торопиться высказать. Так вот что, граждане: не могу я того допустить, чтобы из-за беспутного моего сына этот бедняга маялся! Не могу!
— Папаша, что вы толкуете! — вскричал Афончиков-младший.
— Что надо, то и толкую, — твердо ответил старик. — Бураву я тебя обучил, а не его. Думал, хоть к моему занятию пристанешь. Алешка и понятия не имеет, как с буравом этим действовать. Это раз. А два — я теперь вспоминаю, как ты что-то в диван в то утро прятал. Отлично помню! Спросил тебя, а ты сказал: старые книги прячу! Что, неправда? То-то!
Афончиков-младший угрюмо молчал.
— Об одном вас, граждане, прошу, — чуть ослабевшим голосом обратился старик к прокурору и следователю, переводя старчески выцветшие глаза с одного на другого. — Учтите, прошу вас, что не из алчности пошел на эту пакость Сережка, а из-за ровности. От соперника решил отделаться, от Алешки. Из сейфа грошовый подсвечник один взял, лишь бы что-нибудь краденое подкинуть Буженину. На риск пошел!
— Видно, в вашем сыне заговорило ретивое, — сказал прокурор. — Сейф взломал! У родного отца бурав и отмычки выкрал! Кстати…
Прокурор обратился к угрюмо молчавшему Сергею Афончикову:
— Зачем вы бросили связку отмычек на помойку? Пожалуй, Буженин этого не сделал бы, будь он на вашем месте. Лишний след!
— Плохо вы знаете Буженина — проворчал Афончиков-младший. — Он прост и недальновиден.
— Ах, так вот в чем дело! — сказал прокурор. — Прост и недальновиден. А вы вот непросты и дальновидны. И все же его мы сейчас отпустим как невиновного, а вас задержим.
— За что? — с негодованием воскликнул Афончиков-младший.
— За воровство, во-первых, — деловито ответил прокурор, — за провокацию, которую вы устроили, во-вторых. Как упорного и потому опасного тунеядца, в-третьих. Достаточно?
— Отпустили бы и его, — вдруг попросила Игнатьева. Она была счастлива тем, что ее любимый оказался вне опасности, и готова была всем даровать свободу.
Афончиков-младший правильно истолковал ее душевное движение. Он позеленел от злости и натужным голосом обратился к прокурору:
— Если уж вы меня задерживаете, так, пожалуйста… не задерживайте!.. Отправляйте в тюрьму и… не хочу я эту женщину видеть!
— Сейчас отправим, — сказал прокурор.
Друг детства
На имя министра просвещения поступило заявление, написанное от руки. В заявлении учитель математики средней школы № 45 большого областного города Александр Николаевич Шорин был обрисован с самой отрицательной стороны: вопреки сведениям в его личном деле, Шорин в годы войны не служил в армии, а где-то в тылу занимался неблаговидными делами; добивался перевода своей дочери без экзаменов из класса в класс; довел дочь домовладельца до психического заболевания; родной брат учителя К. Н. Шорин расстрелян по приговору суда за бандитизм.