Рядом с ним возвышалась его жена — усатая женщина с пышными формами, одетая в зеленое шелковое платье со множеством оборок. Дочери с ними не было.
«Серьезная пара! — полусерьезно, полунасмешливо подумал прокурор. — Кажется, не в добрый час поселился у них Шорин!»
С первых же минут процесса начались непредвиденные осложнения. Ответив отрицательно на вопросы о виновности, Данилин отказался сесть на место:
— Желаю сделать заявление!
— Какое заявление? — с некоторой досадой спросил судья.
— Так что договаривались они с гражданином Никитенко! — отчеканил Данилин по-фельдфебельски, сделав руки по швам.
— Кто «они?» — спросил судья.
— Семейка Шориных! Сам видел: уединились перед судом в саду и, значит, обо всем там договоренности достигли. А какое право имел свидетель Никитенко разговаривать перед судом с Шориным, с моим врагом?!
— Хорошо, когда будем допрашивать свидетеля Никитенко, мы учтем и проверим ваше заявление, — сказал судья.
Данилин, видимо, собрался возражать, но жена сердито потянула его за полу пиджака и Данилин послушно опустился на свое место.
Выслушав мнение сторон, суд постановил сначала допросить подсудимых, первым — мужа.
Подсудимый не столько оправдывался, сколько нападал на Шориных. По словам Данилина, его квартиранты лишили всю семью домовладельцев покоя. Поставив себе целью выжить Данилиных из их собственного дома, Шорин сколотил «агрессивно-наступательный блок» (это было подлинное выражение Данилина), включив в него Криворучко. Кроме того, добиваясь его, Данилина, окончательной гибели, Шорин пытался изобличить его в хищениях со склада, но он, Данилин, честнейший человек, а вот Шорин — тот явно антисоветский элемент.
— В чем же это проявилось? — спросил судья.
Разгоряченный собственными показаниями Данилин воскликнул:
— Да вот, извольте видеть, когда мой квартирант Криворучко собрался переехать на жительство в колхозную местность, Шорин, опасаясь ослабления агрессивного блока, отговаривал его: ты-де там пропадешь, там-де тебе не дадут заработать на жизнь! И потом, когда еще строился Волго-Дон, Данилин возмущался: вот что делают! Дон на куски режут шлюзами!
— Сами слышали эти разговоры?
— Жена слышала!
Судья обратился к гражданке Данилиной:
— Подсудимая, вы слышали эти разговоры Шорина?
Данилина, встав, высилась рядом с тщедушным мужем, как монумент. Толстые щеки ее пылали.
— А хоть и не слышала, так разве люди будут врать? — резко спросила она, подбоченясь. — Мне люди говорили, а они слышали!
— А какие же это люди? Можете назвать? — задал вопрос судья.
— Протокола не веду, — отрезала Данилина, сделав ударение в слове «протокол» на первом слоге. — Это мне ни к чему.
— Хорошо, садитесь, — сказал судья гражданке Данилиной и предложил ее мужу продолжать показания.
Раздраженный видимой неудачей, Данилин уже еле сдерживался. Ему хотелось наговорить суду дерзостей, он уже подозревал судью в пристрастии. Лицо Данилина налилось свекольным румянцем, злые глазки сузились. Голос его стал тоньше.
— Чего же еще продолжать, — воскликнул он, — если уж вам сказанного мало!
Все-таки он перечислил еще и еще проступки и преступления Шорина, своего мучителя: Шорин своими издевательствами над семьей довел дочь Данилиных до сумасшествия, а в то же время незаконно потворствовал переходу собственной дочери из класса в класс без экзаменов. А совсем недавно избил жену Данилина, вот и медицинское свидетельство.
И Данилин положил на судейский стол какую-то бумажку без штампа и печати.
— Так, так, — сказал судья. — Значит, жалобу министру это вы писали?
— Нет, не я! — ответил Данилин.
— Не вы, а здесь, на судебном заседании, повторяете все те обвинения, которые содержатся в заявлении министру!
Данилин в первую минуту ошалело молчал, но потом воскликнул:
— Нет, не во всем! Насчет того, что его брат был расстрелян как бандит я ничего сейчас не сказал!
— А раньше? — невозмутимо спросил судья. — Раньше говорили? Что же вы молчите? Вот и выписку из газеты с судебным отчетом вы приложили к заявлению министру…
— А почему бы мне и не приложить, если был такой отчет? — запальчиво воскликнул Данилин и, только прислушавшись к тотчас возникшему в зале хохоту, поспешно прибавил:
— Это не мое заявление, а кто приложил, тот пусть и ответит!
— Значит, это не ваше заявление? — спросил прокурор, который теперь продолжал допрос Данилина.
— Не мое!
— А чем вы объясните, что и в заявлении и в ваших словах все совпадает?