— Я не объясняльщик, чтобы все объяснять, — дерзко ответил Данилин. — Я заявления не писал, а кто писал, тот пущай объясняет!
— Хорошо, вы не писали, — спокойно продолжал прокурор, — но может быть, вы попросили кого-нибудь написать и подписать это заявление?
— А вы найдите того человека и тогда спрашивайте! — усмехнулся Данилин, уже обретший обычную самоуверенность. Однако он снова заволновался, когда прокурор тем же ровным голосом сказал:
— А мы нашли.
И прокурор возбудил ходатайство: не приостанавливая процесса, вызвать и допросить в качестве свидетеля родного племянника подсудимого, Якова Ивановича Дубенкова.
— Он хоть и мой племянник, — воскликнул Данилин, — но с пьяных глаз еще и не то наговорит. А кроме того, мы в ссоре.
— И давно поссорились? — спросил судья.
— Да с того самого дня…
— С какого? — заинтересовался прокурор. Данилин запнулся.
— Садитесь, — коротко сказал судья. — Новый свидетель будет вызван.
Прокурор продолжал допрос Данилина:
— Скажите, сколько раз вы осуждались за оскорбления семьи Шориных?
— Не помню, — сердито ответил Данилин.
— Два раза, — дал справку судья.
— А сколько раз вы пытались выселить их судом? — раздались один за другим вопросы прокурора. — А почему не производите ремонт флигеля, в котором живут Шорины? Зачем развалили крышу над их головой?
Вместо ответа Данилин раздраженно воскликнул:
— Вы бы лучше спросили, как эти злодеи нашу единственную дочь с ума свели!
Данилина жалобно запричитала:
— Единственное дите! Замучили!
— Мы и об этом спросим, — невозмутимо заметил прокурор, но задал Данилину совсем, казалось бы, иной вопрос:
— Когда вселились к вам Шорины? По данным, имеющимся в деле, это произошло в тысяча девятьсот тридцать девятом году. Дата эта правильная?
— Правильная, — буркнул Данилин. — С этого дня и мучаемся!
— А когда заболела психической болезнью ваша дочь?
— Вскоре и заболела, — без запинки ответил Данилин и посмотрел торжествующе на прокурора: «Что, мол, взял?»
— Разрешите представить к делу справку клиники душевных болезней, — поднялся прокурор, — выписку из истории болезни Ольги Данилиной. Как видите, граждане судьи, она заболела в конце тысяча девятьсот двадцать восьмого года так называемым dementia precocs — «слабоумием». С тех пор и болеет этой тяжкой болезнью. Таким образам, это случилось за десять лет до появления на горизонте Шориных.
— Справка датирована позавчерашним числом, — сказал судья, рассмотрев бумагу и обращаясь к прокурору, — почему же вы не представили ее раньше?
Прокурор чуть заметно улыбнулся и развел руками. Судья тоже с трудом удержался от улыбки: дело в том, что Сомов был известен в юридическом мире как неисправимый любитель неожиданных эффектов в процессе.
— А о существовании свидетеля Якова Дубенкова, о вызове которого вы сегодня ходатайствовали, — спросил судья, — вы ведь тоже не сегодня узнали, товарищ прокурор?
— Именно сегодня, — ответил прокурор. — В ходе допроса вы убедитесь в этом, граждане судьи.
Во время этого диалога Данилин тревожно переводил взор с судьи на прокурора. На миг подсудимому показалось, что судья и прокурор «поссорились», но тут же он убедился в неосновательности надежды. Судья обратился к Данилину с вопросом, продолжающим линию допроса прокурора:
— Выходит, что и это ваше обвинение Шорина в болезни вашей дочери также представляет заведомую клевету?
— Никак нет, — ответил Данилин, невольно впадая в присущий ему фельдфебельский тон и делая руки по швам. — Это врачи ошиблись. А заболела она много позже.
— А не расскажете ли вы о расстреле родного брата Шорина за бандитизм?
— Инициалы сходятся, а родной ли он брат — не знаю, — неохотно сказал Данилин.
Судья продолжал:
— А откуда вы знаете, что инициалы сходятся? Вы что же, лично знали расстрелянного?
— Не знал, да в газете прочитал!
— Так, так, — усмехнулся судья. — В той самой газете, вырезка из которой приложена к заявлению на имя министра? Может быть, вы просили Корецкого написать?
— Я его не уговаривал, к чему мне?
— Не уговаривали, но делились с ним своими отзывами о Шорине?
— Может, когда и поделился, — вздохнул Данилин, — так что из этого?
— Привлекались ли вы к уголовной ответственности за злоупотребления по должности?
Данилин ответил со злобой:
— Это Шорин возводил на меня. Не судился я никогда, это и гражданин прокурор знают! Моя совесть чиста и непорочна!