Больше того! Нюра проявляла к Славе какую-то повышенную доверчивость:
— Видите, как я сразу оценила своего зама. Доверяю на все сто.
— А ты доверяй, да проверяй! — отзывался Грунский.
Славе нравились товарищеские отношения, установившиеся у него с молодой и красивой женщиной. Встречаясь ежедневно и помногу раз на день, молодые люди легко могли бы начать хотя бы невинную любовную игру, но ничего подобного не случилось: Нюра была влюблена в своего мужа, какого-то артиста цирка, а помыслы Славы с некоторых пор заполнила молодая девушка с серыми глазами, Наташа Репина.
Встретились они в приемной поликлиники и, как это часто случается в подобной обстановке, разговорились. Конечно, сначала разговор пошел о болезнях. Слава поделился своей радостью: в прошлый раз врач сказал ему, что болезнь пошла на убыль. А девушка рассказала, что она растянула связку на правой ноге.
— Кажется, мы скоро перестанем здесь встречаться, — с искренней грустью сказал Слава, и девушка расхохоталась.
— Выходит, вы жалеете, что мы оба выздоравливаем?!
Они шли вместе из поликлиники. Это было их последнее посещение врача.
— А где вы работаете? — спросила вдруг Наташа, рассеянно поглядывая по сторонам. Она не заметила, как густо покраснел Слава. — Я — юрист, а вы?
— А я плановик, — ответил Слава и удивился, почему Наташа сразу же не разоблачила ложь, до того, казалось ему, ненатурально прозвучал его голос.
— А-а, — так же рассеянно заметила Наташа. Видно, ее занимало в этот миг что-то другое, более важное. — Что же, теперь мы больше не встретимся, — сказала она. Кажется, она была огорчена разлукой. Славе хотелось закричать от радости.
— Почему же? — стараясь быть небрежным, воскликнул он. — Мы будем видеться. Разве мы можем не видеться?!
Они точно по команде остановились и радостно рассмеялись.
— Нарушают правила движения, — ворчливо сказал какой-то старик, чуть не налетев сзади на Славу. — Останавливаются посреди тротуара…
Настала зима. Перед самым Новым годом в магазин прибыла большая партия вин и дорогих коньяков. Ящики с бутылками доставил на машине сам Яков Иванович.
— Во избежание ложного боя, — как всегда темно выразился он.
К этому времени наконец пришла бумага о разводе с бросившей его десять лет назад женой; оформила свой развод и Ольга. Яков Иванович отпраздновал регистрацию с сестрой Славы и даже помолодел от счастья. И Ольга стала веселее и уже реже спрашивала брата, хорошо ли она сделала, что пошла за старика. Яков Иванович стал больше заботиться о Славе. Он покупал ему в подарок ужасные, кричащих цветов галстуки и поучал умению жить.
— Главное, не прикасайся, — басил он за завтраком по воскресеньям. — Селедку возьмешь, тебе осетра пришьют.
— Оставь, Яков, — досадливо говорила Ольга. — У нас в семье воров не было.
— Вор не сразу вором делается, — поучал Яков Иванович. — Воровство по капле входит, а наполняет…
Яков Иванович искренне привязался к парню и был рад доставить вино в магазин, чтобы лишний раз повидать Славу. Но его на обычном месте не оказалось.
С некоторых пор в магазин зачастил муж Нюры Петровой. Слава уже знал, что она несчастна с этим нечистым на руку бездельником. Он было устроился на работу в цирк униформой, но и тут умудрился провороваться.
Фамилия у него была старинная, дворянская: Грум-Гржимайло. Плюгавая наружность не мешала этому тридцатипятилетнему бездельнику брезгливо поджимать слюнявые губы и выпячивать впалую грудь. К влюбленной в него жене он относился свысока, это видели все ее сослуживцы, но из деликатности молчали. Сейчас он носился с каким-то новым жульническим планом, но о замысле своем не распространялся, только намекал на свой близкий взлет. Поэтому Слава удивился, когда к нему обратился в этот предновогодний день, вернее утро, Грум-Гржимайло, торчавший во дворе магазина. Несмотря на безденежье, одет он был ультрамодно. На ногах у него были остроносые, как утюг, черные лаковые туфли, на голове — чудовищная копна волос с явными следами завивки.
— Обменяемся мнениями, — развязно, как всегда и как всегда немного гундося, сказал Грум-Гржимайло, хватая Славу за локоть. Он залихватски подмигнул, но Слава заметил в его глазах что-то жалкое и испуганное. От Грум-Гржимайло всегда несло запахом спиртного и еще чем-то — не то лекарством, не то затхлостью.
— Помоги, друг, стать на ноги, — вдруг прошептал ему прямо в ухо Нюрин муж дрогнувшим голосом.
Слава невольно отшатнулся и с изумлением спросил: