Они ехали мимо полей, где работники падали ниц при приближении всадников. Дэниелу было неловко при виде такого унижения. Все это совсем не походило на фермы в Калифорнии, какими он их знал восемьдесят лет назад. Он чувствовал себя здесь чужим.
Деревня состояла из полусотни деревянных Хижин, окруженных рисовыми полями. Издалека доносился плеск бьющихся о скалистый берег волн.
Дэниел спросил, есть ли поблизости водоем, и Йеясу объяснил, что рядом находится небольшое озеро, где рыбаки ловят леща, карпа и других съедобных рыб.
Дом Хасегавы, окруженный высоким деревянным забором, располагался на вершине холма. У ворот путников встретили два лакея, которые распростерлись на земле, затем встали, помогли прибывшим спешиться и увели лошадей.
Перед домом был традиционный садик с посыпанными песком дорожками и бассейн с. выложенным мозаикой дном. Йеясу остановился, чтобы бросить рыбкам горсть корма из деревянной кормушки. Рыбки толкались и подпрыгивали, дрались из-за лакомых кусочков, а затем уплыли доедать добычу.
В дом вела широкая деревянная лестница. Когда Хасегава и Китаяма вошли внутрь, слуги распростерлись перед ними.
Йеясу остановился.
— Оджии-саи, вы хотите увидеть свою дочь прямо сейчас?
Дэниел кивнул.
— Вы должны помнить, что она не видела вас много лет. Она старая и немощная женщина.
— Понимаю, Йеясу. Это будет нелегко для меня. Я в последний раз видел ее маленьким ребенком. Ей было четыре года.
«Мои дети, Роберт и Элизабет, мои близнецы. Теперь ей восемьдесят четыре, а я остался молодым».
Он почувствовал горький привкус во рту. Похоже на небольшую утечку масла. Возможно, он перегрузил свой синтезатор голоса, и включились системы самовосстановления.
— Мой дядя известен в нашей семье как Тацуа. На заднем дворике построена часовня в его честь.
— Его звали Роберт.
— Мы вернулись к старым временам, оджии-сан. Я надеюсь, что вы скоро тоже окажите честь нашей семье и выберете себе подходящее имя.
Дэн поморщился.
— Моя мать ждет нас, оджии-сан.
— Вероятно, вы не называете ее Элизабет?
— Ее зовут Яками, оджии-сан.
— Войдем внутрь. Я хочу видеть свою дочь,
Йеясу удержал его.
— Еще минуту, дедушка. Пожалуйста. Моя мать очень стара. Очень немощна. Большую часть времени она не понимает, где находится. Она Думает, что по-прежнему живет в Бейкоку…
— Что?
— Бейкоку. Соединенные Штаты.
— Понятно. Вы родились здесь, Йеясу?
— К сожалению, нет, дедушка. Но все мои дети родились на Хоккайдо.
— И что же?
— Я постараюсь объяснить Яками, кто вы такой. Она немного говорит по-японски, но предпочитает английский. После смерти Тацуа она приняла решение вернуться в Бейкоку. Когда она достигла преклонного возраста, я вынужден был привезти ее на Хоккайдо, но, думаю она предпочла бы остаться там. Возможно, вам удастся убедить ее…
— Послушайте, Йеясу. Я сам могу вернуться в… Бейкоку! Я все еще не уверен, что захочу жить жизнью космического самурая. Я здесь все еще гость, понимаешь?
Хасегава шумно вздохнул, покраснел и поклонился.
— Как дедушка пожелает. Пожалуйста, пройдемте.
Старая женщина сидела на свежих соломенных циновках, обложенная со всех сторон подушками. Несколько женщин помоложе окружали ее. Йеясу подошел к ней и поклонился.
— Коничи ва, ока-сан.
Женщина не отреагировала.
Йеясу коснулся ее, затем взял за руку и легонько потряс.
— Ока-сан. Ока-сан.
Старая женщина подняла голову и посмотрела на Йеясу, Стоя позади внука, Дэниел внимательно всматривался в морщинистое, с туго натянутой на скулах кожей лицо старухи. Похоже, у нее совсем не осталось зубов. Глаза казались мутными, а волосы редкими седыми прядями спадали на лицо. На ней было богато расшитое кимоно, свободно болтающееся на ее немощном теле.
Она что-то пробормотала. Дэниел не смог разобрать ни слова.
Йеясу заговорил со старухой по-японски и показал на Дэниела. Она проследила за жестом сына, и в ее затуманенных глазах зажегся свет. Она сделала попытку встать.
Тотчас же служанки подхватили ее под локти и помогли подняться. Она попыталась сделать несколько шагов по направлению к Дэниелу, Он сам подошел ближе.
— Элизабет?
Ее губы дрогнули. Она пробормотала несколько слов на смеси английского и японского, которые Дэниел не понял, и положила ладони ему на грудь. Он посмотрел на худые, почти прозрачные руки, казавшиеся невесомыми.