— Боже мой! — простонал Николай Николаевич, сжимая ладонями виски. — Что за проклятая чертовщина лезет в голову! Что за чертовщина!
Он уже знал: сна не будет. Лежал с открытыми глазами и смотрел на золоченую раму портрета, освещенную лунным светом. По улице, подпрыгивая на булыжниках, прошла грузовая машина, и дом задрожал. Где-то вблизи тревожно надрывался милицейский свисток, Николай Николаевич долго прислушивался. На душе было неспокойно.
Черт их знает, еще придут да найдут письмо. И велит Костька расстрелять. И прихлопнут, как муху. Вот жизнь! Уничтожить эту чепуху разве?
Но вылезать из-под одеяла не хотелось.
А в Крыму, судя по рассказам Олега, настоящий рай. Свободная торговля. Крупчатка. Сало. Дешевая баранина. Даже шоколад можно купить. Старая, милая, прекрасная жизнь!
Николай Николаевич спустил босые ноги с кровати. Прожито полвека. Сколько еще осталось? За что он цепляется? Потемкин посмотрел на кастрюльку, прикрытую подушкой, и с отвращением прошептал:
— Вор!
Утренний свет падал в окно. Николай Николаевич открыл книжный шкаф и вынул томик в красном сафьяновом переплете. Присев к окну, вновь прочитал письмо херсонского полицмейстера. Потом сидел в задумчивости с раскрытой книгой на коленях. Страницы, между которыми только что хранилось письмо, привлекли его внимание. Он много раз читал эту книгу — сборник воспоминаний о своем великом прадеде — и хорошо помнил записки французского графа де Линя, совершившего вместе с князем Потемкиным и Екатериной, Второй историческое путешествие по Днепру. Но и сейчас он увлекся и читал с наслаждением яркие строки, отмеченные печатью беспристрастия.
«Светлейший князь Потемкин — самый необыкновенный человек, которого я когда-либо встречал. С виду ленивый, он неутомимо трудится, он пишет на колене. Чешется пятернею, вечно валяется в постели, но не спит ни днем, ни ночью. Каждый пушечный выстрел, нимало ему не угрожающий, беспокоит его потому уже, что может стоить жизни нескольким солдатам. Трусливый за других, он сам очень храбр: он стоит под выстрелами и спокойно отдает приказания. Весьма озабочен в ожидании невзгоды, но веселится среди опасности и скучает среди удовольствий. Несчастный от слишком большого счастья, разочарованный во всем. Ему все скоро надоедает. Угрюм, непостоянен, то глубокий философ, гениальный администратор, великий политик, то десятилетний ребенок. Он воображает, что любит бога, а сам боится дьявола, которого считает сильнее и могущественнее самого Потемкина. Одною рукою он делает условные знаки женщинам, которые ему нравятся, а другою набожно крестится. То, воздевши руки, стоит перед образом богоматери, то обнимает своих любовниц. Императрица осыпает его своими милостями, а он делится ими с другими. То играет день и ночь, то не берет карт в руки. Любит дарить, но не любит платить долгов. Страшно богат и постоянно без гроша. С генералами он говорит о богословии, с архиереями о войне. Манеры его то отталкивают, то привлекают. Он — то гордый сатрап Востока, то любезнейший из придворных Людовика XIV. Под личиною грубости он скрывает очень нежное сердце. Воздержан, хотя кажется жадным. Вечно грызет ногти, яблоки или репу. Легко переносит жару, постоянно толкуя о холодных ваннах, и любит морозы, кутаясь в шубы. Он появляется то в рубашке, то в мундире, расшитом золотом по всем швам; то босиком, то в туфлях с бриллиантовыми пряжками; без шляпы, без фуражки, как я видел его даже под выстрелами, то в рваном халатишке, то в великолепном камзоле, в звездах и лентах, с портретом императрицы, осыпанным бриллиантами, служащими мишенью для неприятельских пуль.
Сгорбленный, съеженный, невзрачный, когда остается дома, он горд, прекрасен, величествен, увлекателен, когда является перед своими войсками, точно Агамемнон в сонме эллинских царей…»
— Агамемнон… Агамемнон!.. — повторил Николай Николаевич.
Он закрыл глаза и ясно увидел своего великого прадеда в роскошном бархатном камзоле, в звездах и лентах.
— Господи, благослови! — воскликнул Николай Николаевич и вдруг ощутил в теле необычайную легкость.
В комнате сразу стало светло. Это первые лучи солнца ворвались в окно и, отразившись в зеркале, бросили мягкий отсвет на портрет в золоченой раме. Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин строго смотрел на правнука и, казалось, одобрительно подмигивал кривым глазом.
Бесповоротно решив ехать в Крым, Потемкин стал готовиться в далекую дорогу. Он понимал, что задуманное путешествие будет трудным и далеко не безопасным. После некоторых размышлений он решил уговорить гимназиста вернуться в Севастополь. Юноша, благополучно добравшийся из Крыма в Петроград, будет незаменимым спутником. Николай Николаевич, почти не выезжавший за всю свою жизнь из столицы, побаивался предстоящего путешествия. Кто знает, что теперь делается в провинции! Спокойнее и приятнее ехать вдвоем, особенно с человеком, обладающим драгоценным опытом при переходе линии фронта.