Неспешно, стараясь не пропустить ни одного факта, Тесси рассказала печальную историю профессора Лайн-Еу, передала почти дословно содержание Совещания «мудрейших». В ее крошечной записной книжечке хранился длинный столбик цифр и странных аббревиатур, которые ничего не раскрыли бы постороннему, но определяли собой даты и суммы, координаты целей на территории Союза Коммунистических Государств и количество атомных и водородных бомб, которые должны будут вскоре туда упасть.
Тесси говорила, не спуская глаз с отца. Она знала, что у него больное сердце, которое может не выдержать. Казалось, к этому и шла речь. Торн дышал все тяжелее и хрипел, хватался за грудь, но когда Тесси замолчала и бросилась за лекарствами, остановил ее.
— Говори. Кто-то из нас сошел с ума, — я, ты, Кейз-Ол — не знаю. Говори. Если то, что ты рассказываешь, — правда, если тебя вместе с Лайн-Еу не обманули коммунисты, то я… Я тогда сделаю такое, что содрогнется весь мир!
— Клянусь — это святая правда!.. — Тесси поспешно раскрыла сумочку, вытащила радиостанцию. — Два часа назад мне впервые ответил инженер Айт — человек, который сумел добыть катушку с записью Совещания. Ему можно верить, папочка! Он пришлет еще одну, и ты услышишь все сам…
— Не знаю… Не знаю, кто виноват, кто прав. Вы все против меня. Я проклинаю сам себя. Но вы не хотите понять, что появление атомной бомбы была такой же исторической необходимостью, как и открытие огня первобытным человеком! Ведь во время Второй всепирейской войны крестовикам не хватило нескольких месяцев, чтобы создать ту самую бомбу, которая готовилась здесь, в Лос-Алайне, и швырнуть ее на Монию. Вы не хотите…
— Это все мы хорошо знаем, Торн! — сухо, безжалостно произнес Кольридж. — Семнадцать лет мы работали бок о бок. Признаю: я был только жалким исполнителем твоих дерзновенных замыслов. Ты — настоящий гений, когда речь идет о ядерной физике. Но, извини, в вопросах политики ты не поднимаешься выше того среднего монийця, которому не хватает ума заглянуть в будущее. Ты слышал, что сказала твоя дочь? Ты учел то, что говорил Литтл? Три тысячи триста атомных и водородных бомб!.. Кому, как не тебе, знать, что это означает гибель всей планеты! И эти бомбы уже стоят на стартовых площадках. Война может вспыхнуть в любую минуту.
Повисла тишина. Профессор Литтл, который в течение последнего часа не проронил и слова, вздохнул и сказал нерешительно:
— Не хочу быть прорицателем бед, но скажу вам: я уверен, что война начнется в начале Второго месяца этого года…
— В начале Второго месяца? — спросила Тесси. — Почему вы так думаете, профессор?
— Потому что я собственноручно, по личному тайному приказу Кейз-Ола составил подробнейший прогноз погоды для Континентального полушария именно на это время. Аналогичное задание я выполнял ровно семнадцать лет назад, когда планировалась высадка десанта против крестовиков.
— Так… — задумчиво сказал Кольридж. — Значит, остается дней тридцать пять — сорок. Менее месяца… Ты слышишь, Торн?
Академик не ответил. Склонив голову, он мрачно смотрел на кучку пепла, что высыпался из трубки. Серый, безрадостный пепел… не так ли превратились в пепел и светлые мечты? Зачем было стремиться и дерзать, недосыпать ночей, рисковать жизнью во имя науки, если ее достижения принесли людям не радость, а беспокойство, новые, еще не известные страдания?
Тесси понимала отца. Она и сочувствовала ему, и сердилась на себя, что не сумела найти еще более зажигательных и более веских слов, которые помогли бы старику покончить с сомнениями, стать решительнее.
— Папа, не грусти… — Тесси легко коснулась его руки. — Мне кажется, еще не все потеряно. Три декады назад я была свидетелем того, как одна женщина агитировала слушателей подписать воззвание о запрещении атомного оружия. Если все люди…
— Погоди, Тесси… — Кольридж нахмурился, потер рукой подбородок. — Ты говоришь — воззвание. А мне кажется, что лучше было бы опубликовать протест величайших ученых страны. Наш друг Литтл говорит правду: сан-клейская трагедия должна послужить последним предостережением тем, кто играет с атомными бомбами… А ну, дочка, бери бумагу. Пиши: «Ученые протестуют! Надвигается беда».
— Надвигается беда… — повторила Тесси.
И ей почему-то вспомнился горящий дом профессора Лайн-Еу, вялые пожарные, которые так неохотно разматывали шланги, будто ждали, пока пожар разгорится сильнее.