Амен-Ра посмотрел на Манибандха. Тот довольно улыбался:
— Клянусь верой своей, эти завоеватели не так уж страшны! — продолжал египтянин. — Неужели кто-нибудь поверил словам испуганной женщины? Эти дикари поют песня? Есть ли у них музыка? На чем они играют?
— Они дуют в раковины, больше мы ничего не успели рассмотреть…
— Слышите, горожане Мохенджо-Даро! — засмеялся Амен-Ра. — Они поют, присоединяя свои хриплые голоса к завыванию раковины! Вот они каковы ваши непобедимые арии!..
Вся знать рассмеялась, насмешливо повторяя на разные лады слово «арии».
Вишваджит разъярился, словно на него подействовал пряный запах вина. Еще никто доныне не смел возражать ему, умудренному долгими годами жизни… Взгляды египтянина и старого безумца скрестились, как мечи, Мгновение оба выжидали, готовясь к схватке.
Никто в великом городе не знал еще, что в долине Пятиречья белокожие завоеватели разорили древний город Хараппу. Никто не знал еще, что арии выступают в поход налегке, не обремененные скарбом, что они не боятся смерти. Народы в долине Инда жили разобщенно, их расслабляли изобилие и роскошь. Для них убийство не было обычным делом, как для ариев. Завоевателям были чужды понятия о чести и достоинстве. Получив жестокий отпор, они укрывались в лесах, чтобы потом, выждав удобный случай, снова напасть. Им было дорого лишь благополучие собственного племени. От богов своих они требовали всяческих даров и благодеяний, считая, что для того и существует высшая сила… Но ничего этого не знали беспечные жители Мохенджо-Даро!
— Высокочтимый! — обратился к Манибандху старый Вишваджит. — Нет ничего страшнее потерянного времени! Жители великого города ждут решения. — Подняв руку, он продолжал: — Почтенные жители Мохенджо-Даро! Я не раз бывал в Египте. Я видел его великолепие и бесконечные богатства. В те дни фараон, ныне воздвигающий для себя пирамиду, был совсем еще ребенком. А этот иноземец разговаривает со мной так высокомерно! Он много лет провел в сражениях, но, видно, к старости ум его утратил былую силу. Слезы Киката взывают к мщению! Неужели наши сердца обратились в камни? Кикат и Пания, которые с древнейших времен считают нас своими братьями, с которыми мы вели столь обширную торговлю, лежат во прахе… И в такое время мы предаемся пьянству и сладострастию! Неужели Кикат навсегда склонит перед дикарями свою гордую голову? Неужели никогда не блеснут наши мечи, обнаженные для мести? Почтенные горожане! Известные всему миру купцы Мохенджо-Даро! Воины! Слушайте меня! И не сомневайтесь в моих словах! Я бывал в Египте, и при мне не раз дикари нападали на эту страну!
— Но они никогда не могли выстоять перед нашим могучим: войском! — гневно закричал Амен-Ра. — Высокочтимый! Ты просто безумен!
— Ты безумен, ты, как и твой отец! — ответил на оскорбление Вишваджит.
Лицо Амен-Ра исказилось от ярости. О, если бы он мог тут же задушить этого дерзкого старика! Что приходится выслушивать здесь ему — наследнику древнейшего египетского рода, великому полководцу! Тысячи людей видят его позор… О, почему его корабль не затонул в пути?.. Он взглянул на Манибандха. Тот сказал укоризненно:
— Высокочтимым Вишваджит! Опомнитесь! Да слушает меня все благородное собрание! Сегодня мы свидетели позора, постигшего Мохенджо-Даро. Нам некуда спрятать свое лицо от стыда. Что творится в нашем великом городе!
Но никто не поддержал Манибандха… Все молчали: ведь египтянин нанес оскорбление высокочтимому Вишваджиту, который говорил так просто и мудро!..
Помолчав, Манибандх произнес огорченно:
— Я прошу простить нас, почтенный Амен-Ра. От лица всего великого города я прошу простить дерзость нашего безумного гражданина.
И снова толпа ответила холодным молчанием.
— Купец Манибандх! — закричал тогда Вишваджит. — У себя дома ты волен прижимать к груди египетского гостя, если даже он будет награждать тебя пинками… Но здесь перед тобой — граждане великого города, они ждут решения… Соседние страны дымятся в руинах, и эти белокожие варвары уже на нашем пороге…