Артур часто повторял, что у меня память как у слона: я ничего не забываю. Даже в раннем детстве, как вспоминала мама, я точно помнила, где лежит та или иная вещь, и, хотя еще не умела толком говорить, приносила именно то, что она искала. Правда, многое из потерянного находилось в моем же шкафу, куда я все тащила, точно сорока. Там был мой волшебный сундук, в котором каких только сокровищ не было припрятано! Настоящего сундука, как у Лены Шиловой, у нас дома никогда не было, я позавидовала, разглядев его потускневшие узоры, по которым она машинально водила пальцем. Мне жутко хотелось откинуть крышку и сунуть в него нос…
Что я спрятала бы в такой сундук, если бы он появилась у меня сейчас? Может, Артура, чтобы он никогда не покинул меня?
Кабинет нотариуса, который пока единолично владел тайной завещания старика Венгровского, находился в том же районе, что и небоскреб их компании, путь был знакомым. Всю дорогу Сашка поглядывала на телефон, явно дожидаясь ответа от Никиты, но сообщение все не приходило, и она сникала на глазах. Его молчание вытягивало из нее силы, и вскоре она побледнела и затихла, прижавшись к окну.
Не высказываясь вслух, Логов думал про себя, что это совсем неплохо: девочке нужно прочувствовать, какова жизнь без их одноглазого, пропустить через себя стылый поток одиночества, пока лишь воображаемого, ведь ничего плохого еще не произошло. Ну, кроме того, что Ивашин чуть не умер…
«Слишком она привыкла, что Никитка постоянно рядом. Верный пес, который еще и есть не просит, сам готовит! – проворчал Артур, не разжимая губ. – А когда лишаешься такого преданного друга, космических размеров дыра образуется – ничем не заполнить…»
– Знаешь, – решился он, уже припарковавшись у кабинета нотариуса, – ты должна отдавать себе отчет: никто не будет любить тебя так, как Никита. Он весь твой – целиком.
– Как собака?
Логов не поверил своим ушам:
– Ты мысли читаешь?
– А ты тоже думал о собаке?
– Неважно. Понимаешь, кроме тебя, для Никитоса ничто в мире не имеет значения, я серьезно! Ему не нужны ни карьера, ни деньги, ни свобода… Только ты. Я вижу, что ты не так поглощена любовью, как он, хотя почему-то считается, будто женщины любят сильнее…
– Я тоже люблю его, – вяло возразила Саша, разглядывая ноготь, который обгрызла накануне.
– Любишь, – согласился Артур. – Но для тебя существует еще много важных вещей: творчество, наши расследования, твои воспоминания. А у него только ты…
– И что ты хочешь сказать?
– Что тебе и не нужна безумная любовь, которая поглотит тебя с головой и мир просто перестанет существовать.
Она жалобно переспросила:
– Не нужна?
– Нет. Хотя порой тебе кажется, что ты ждешь ее. Ищешь. Цепляешься душой за разных парней… Но на самом деле ты будешь чувствовать себя спокойно и счастливо только в таком вот состоянии, – Артур не сразу подобрал определение, – мягкой привязанности. Она не вытягивает из тебя всю душевную энергию, и это хорошо. У тебя остаются силы на остальное. На жизнь.
Она повернула к нему измученное личико:
– Но ты ведь любил маму – очень!
– Да, – сразу согласился он. – Но мне-то сколько лет? Я уже насытился всем… Ну всем, что я уже перечислял. Кроме творчества! Не дал Бог таланта. А если ты сейчас влюбишься так же, то не сможешь ни сочинять, ни думать. Твоя голова, твое сердце, все существо твое будет занято только одним… Тебе этого хочется?
И уже сам понял – хочется. Как глупо с его стороны задавать такой вопрос девятнадцатилетней девочке… Кого в этом возрасте не тянет сойти с ума от безумной любви? Черт бы ее побрал…
Артур вздохнул и открыл дверцу:
– Ладно, пошли работать.
– У нас с Никитой никогда не будет так, как у вас с мамой, – донеслось из машины.
Наклонившись, он заглянул внутрь, Саша не двинулась с места, сжалась в уголке, точно наказанная. У него заныло сердце. Меньше всего Артуру хотелось, чтобы она чувствовала себя обреченной…
– Конечно, не будет, – произнес он мягко. – Вы – другие, у вас и должно быть все иначе. Сколько людей, столько судеб, это же прописная истина. И потом… Я не лучший пример, Сашка. Мою жизнь уж никак нельзя назвать счастливой.
Так ничего и не ответив, она выбралась из «Ауди», как всегда, аккуратно закрыла дверцу и, не взглянув на Логова, направилась к мраморному крыльцу, которое охранял щуплый полуметровый лев с глуповатым выражением морды.
– Погоди! – выкрикнул Артур, едва не задохнувшись от жалости.
Остановившись, она чуть повернула голову – тонкий профиль показался ему росчерком самой печали… Логов шагнул к ней и встал так, чтобы заглянуть Сашке в глаза.