Если бы не вмешалась билетерша и мы не вышли бы на их след, может, Харитоновы остались бы вместе? Пережив такое, люди все начинают видеть иначе, и прежние поводы для ссор наверняка показались бы им обоим пустячными. А дрессировщик не мог не оценить, какие тигриные мощь и страсть, оказывается, жили в душе оставленной им женщины. За своего детеныша она готова была порвать глотку. Досадно, что мы не успели даже пообщаться с ней…
– Не могу сказать, что это восхищает меня, – призналась я Никите, сидя у его постели. – Но какая-то извращенная красота в их поступке есть. Если бы только они не трогали старушку…
– Кто помнил бы Раскольникова, если бы он не ударил процентщицу топором? – возразил мой солнечный мальчик.
Что делают с людьми работа в Следственном комитете и воспаление легких?!
– А я смотрю, ты уже совсем ожил? Снова несешь чушь!
Было так хорошо и спокойно сидеть рядом с ним, болтая безобидные глупости и проводя кончиками пальцев по сильной руке, лежащей поверх больничного одеяла, слишком тонкого для него, ведь Никита, как и я, любил, чтоб его придавливало как следует. Так легче провалиться в сон.
Как засыпал Артур, никто из нас не знал.
– Знаешь, я тоже простил бы тебе… что угодно, – сказал вдруг Никита и прижал мои пальцы к губам. – Все на свете простил бы. Лишь бы ты осталась со мной.
– Я не причиню тебе такой боли.
Мы оба подумали о Денисе и Мире, которые делали первые шаги в незнакомой Вселенной, обещающей стать их жизнью. Наверное, у них возникло ощущение, будто они ступают по прозрачному льду, способному надломиться в любую секунду. Я понимала их страх. Ему все еще удавалось иногда подкрадываться и застигать меня врасплох, и тогда, как заклинание, мои губы произносили те слова, которые только что услышал Никита: «Я не причиню тебе боли».
Все случившееся в цирке помогло мне: кому захочется угодить в котел, где кипит безумие страсти, подобной тому, что пережил Венгр? Родственникам разрешили забрать его тело, и они похоронили его вместе со стариком Венгровским. Смерть примирила отца и сына, теперь уже навсегда. Наверняка Андрей поставит обоим помпезный памятник, ничуть не похожий на то, каким был Миша – страдающим и терзающим гибким змеем… Вряд ли Денис Харитонов когда-нибудь придет на его могилу. Хотя по христианским канонам стоило бы.
В конверте, оставленном Виталием Сергеевичем, оказалось еще одно письмо, обращенное к сыну, но я даже просить не стала Артура показать мне его. Хотя в Комитете наверняка «ознакомились с документом», прежде чем отдать тому единственному, кто и должен был его прочесть.
Никто больше не подозревал Дениса, но я не думаю, что ему стало от этого легче. Теперь ему предстояло жить заложником родительской любви. В цирке никто не забудет, как отец с матерью отдали за него свои жизни, забрав чужие. Расстаться со свободой им оказалось труднее, чем с миром вообще. Наверное, эти понятия казались им равновеликими, только смерть вдобавок лишала боли и унижений, а тюрьма усугубляла их.
Я понимала, почему они сделали такой выбор.
– Слушай, выходи за меня замуж, – неожиданно произнес Никита, и губы его побелели.
Это застало меня врасплох, и само собой вырвалось:
– Что?!
– Не отвечай сейчас. Просто подумай, ладно?
– Ладно. Но… с чего ты вдруг? Мы никогда даже не обсуждали этого.
– Нет, – согласился он и скорчил смешную гримасу. – Сам не знаю, что на меня нашло! Но все эти дни я только и думаю об этом. Может, все дело в болезни? Когда побываешь на краю, начинаешь торопиться жить.
«Он говорит всерьез». У меня так заколотилось сердце, будто я резко погрузилась на дно стеклянного сосуда, заполненного водой, и превратилась в одну из аквариумных рыбок, живущих в комнате Артура. Я видела глаза Никиты, полные ожидания, но не могла произнести ни слова.
– Значит, нет? – вздохнул он, расценив мое молчание как отказ, хотя общепринято считать его знаком согласия.
Я сделала усилие:
– Разве я сказала «нет»?
– Ты вообще ничего не сказала.
– Ты сам предложил подумать… Слушай, ты вообще представляешь меня женой и матерью семейства?! Вдруг я не справлюсь? Я даже готовить толком не умею…
Никита беззаботно отмахнулся:
– Нашла проблему! Я-то умею.
– Я… Я подумывала, может, мне все же поступить в институт?
– Конечно, – поддержал он. – На юрфак? Я помогу тебе подготовиться.
У меня отлегло от сердца:
– То есть ты не ждешь, что я встану у плиты и нарожаю тебе семерых детей?
В его смехе тоже послышалось облегчение, хотя это еще здорово смахивало на кашель: