Комиссар включил свет и начал осматривать комнату. Постель и в самом деле была не тронута. Белье выглядело так, словно его только что выгладили и застелили. Сандра Робертс успела распаковать чемодан и забросить его на шкаф. Рядом с кроватью стояли домашние туфли на высокой танкетке. На ночном столике лежал раскрытый журнал. На нем стоял дорожный будильник в футляре из крокодиловой кожи. В шкафу висел очень дорогой шерстяной костюм в крупную клетку, даже с вешалки излучавший удивительную элегантность. Рядом пальто из верблюжьей шерсти, вверху на полке лежала модная темно-зеленая шляпа.
На столе лежала сумочка из крокодиловой кожи, рядом перчатки и ключи от машины.
Комиссар отворил дверь в ванную. Шторы были задвинуты и здесь. Над раковиной на стеклянной полочке Сандра Робертс разложила свои косметические принадлежности, мыло, шампунь. Одна из бумажных салфеток, какими обычно снимают косметику, была использована в валялась, скомканная, в унитазе. Да еще полотенце было небрежно брошено на никелированную вешалку.
Комиссар подошел к окну, раздвинул шторы, попробовал его открыть и тут вдруг увидел ужасное, невыносимо отталкивающее лицо.
Самым страшным в этом лице было выражение тупости, переходящей в полное безразличие к миру, и это в сочетании с непрерывными и беспорядочными движениями тела. Мужчина выпрямился и повернул голову в его сторону. Его поразительное уродство бросалось в глаза лишь тогда, когда наблюдатель уже как-то смирялся с тупостью и апатией на его лице.
Шорох за спиной заставил Кеттерле вздрогнуть.
— Это Кадулейт вас так напугал?
В дверях стояла Хайде с вычищенными ботинками в руках, и Кеттерле усмехнулся. Бросив еще один взгляд в окно, он понял, что Кадулейт моет автомашину. Для этого он выбрал мощеный участок двора между домом и сараями. Должно быть, там всегда мыли машины.
— Кадулейт — всего лишь несчастный уродец, — сказала Хайде и поставила вычищенные ботинки под дверь. — Люди часто пугаются его. А я вот не боюсь. У него тоже никого не осталось на свете. Он у нас и садовник и истопник, а еще присматривает за автомобилями и кое-что ремонтирует по дому. Он силен, как медведь и наивен как ребенок. Но не думайте, что он такой уж глупый.
— Так-так, — пробормотал Кеттерле. — Фрау ван Хенгелер дозвонилась до Бремена?
Девушка кивнула.
— Они хотят получить официальное уведомление, чтобы потребовать возмещения убытков.
— Возмещение убытков, — скривился Кеттерле. Он ненавидел людей, которые при любом ничтожном поводе думают только о собственной выгоде. — Возмещение убытков — если бы тут и поставить точку на этом деле! Когда вы вчера легли спать, Хайде? — спросил он и уселся в тяжелое голландское кресло, принадлежавшее к обстановке комнаты номер три.
— Десять минут двенадцатого, господин комиссар.
— Значит, около двенадцати, когда фрау ван Хенгелер постучала к Сандре Робертс, вы уже спали?
Хайде кивнула головой.
— А где вы спите?
Девушка показала в направлении сарая.
— Над гаражом. Там чердак расширен. Когда мы нанимаем официанта и повара, они тоже спят наверху. А теперь сезон закончен, и я там одна. Но я ничего не боюсь.
— А Кадулейт?
— Кадулейт спит в подвале. Рядом с котельной. Хотите посмотреть?
— Потом. Сандра Робертс не заказывала у вас завтрак?
— Нет. А я забыла спросить. Уходя спать, я предупредила об этом фрау ван Хенгелер, но она сказала, что так поздно беспокоить гостью неудобно. Проходя по двору, я заметила у госпожи Робертс свет. Я тогда еще вернулась и сказала об этом фрау ван Хенгелер. Она ответила, что, может, сама еще попробует постучаться к ней.
— А что делала госпожа Робертс весь вечер?