— Ну…
— Это так?
Ему не нужен был ответ Кейсер; Корнелиус читал соответствующую часть коллективного соглашения между Собранием факультета и Советом управляющих так часто, что мог процитировать её наизусть, несмотря на суконные бюрократические формулировки:
(i) В подразделениях, где менее 40 % постоянных/библиотекарских должностей заполнено женщинами, в случае, если квалификация кандидатов в значительной степени эквивалентна, на должность должен быть рекомендован кандидат женского пола, принадлежащий к визуальному/расовому меньшинству, либо аборигенного происхождения, либо имеющий инвалидность.
(ii) В случае отсутствия кандидата, описанного в пункте (i) на должность должен быть рекомендован кандидат женского пола, либо кандидат мужского пола, принадлежащий к визуальному/расовому меньшинству, либо аборигенного происхождения, либо имеющий инвалидность.
В случае отсутствия кандидатов, описанных в пунктах (i) и (ii) на должность могут быть рекомендованы кандидаты мужского пола.
— Корнелиус, мне очень жаль, — сказала, наконец, Кейсер.
— Все стоят в очереди перед здоровым белым мужчиной.
— Это лишь потому, что…
Голос Кейсер затих, и пристальный взгляд Корнелиуса вцепился в её лицо.
— Да? — сказал он.
Она даже немного съёжилась.
— Это потому что в прошлом здоровые белые мужчины слишком часто проходили без очереди.
Корнелиус вспомнил, как ему говорили что-то подобное в прошлый раз — какой-то белый парень, либерал с горящим взором, прошлой весной на какой-то вечеринке. Он тогда вцепился ему в горло, крича, что нельзя наказывать людей за прегрешения их предков, но достиг лишь того, что…
Он понял это только сейчас.
Он тогда лишь выставил себя идиотом и покинул вечеринку, кипя от возмущения.
— Может быть, вы и правы, — сказал Корнелиус. — В любом случае, как там говорится в старой молитве: «Боже, дай мне терпение вынести то, что я не могу изменить, мужество бороться с тем, что я могу изменить, и мудрость, чтобы отличить одно от другого». — Он помолчал. — В данном случае я могу отличить.
— Мне жаль, Корнелиус, — сказала Кейсер.
— Так что я должен уйти. — Яйца в жменю и катись домой, подумал он — хотя, конечно, он теперь неспособен сделать именно это.
— В большинстве университетов действуют подобные же программы позитивной дискриминации, — сказала Кейсер. — Куда вы пойдёте?
— Наверное, в частный бизнес. Я люблю преподавать, но…
Кейсер кивнула.
— Биотехнологии сейчас — горячая тема. Масса вакансий, и…
— И поскольку это новая отрасль промышленности, ей не приходится исправлять исторические перекосы, — ровным тоном закончил Корнелиус.
— Кстати, — сказала Кейсер. — Знаете, куда вам надо обратиться? В «Синерджи-Груп»!
— Что это?
— Это американский мозговой центр, занимающийся неандертальскими проблемами. Это туда ушла Мэри Воган.
Корнелиус хотел было с порога отвергнуть предложение — работать вместе с Мэри ему будет так же тяжело, как и с Кейсер — но Кейсер продолжила:
— Я слышала, что Мэри посулили полторы сотни штук зелёными.
У Корнелиуса отпала челюсть. Это было — Боже, это же почти четверть миллиона канадских долларов в год! Вот какие деньги должны зарабатывать парни с Ph.D. из Оксфорда вроде него.
И всё же…
— Я бы не хотел путаться у Мэри под ногами, — сказал он.
— Вы и не будете, — сказала Кейсер. — Я слышала, она уходит из «Синерджи». Дария Клейн получила от неё е-мейл. Она, по-видимому, собирается натурализоваться — переехать к неандертальцам насовсем.
— Насовсем?
Кейсер кивнула.
— Я так слышала.
Корнелиус задумался.
— Думаю, тогда стоит попробовать послать туда резюме…
— Даже не раздумывайте! — воскликнула Кейсер, по-видимому, радуясь, что может сделать для Корнелиуса хоть что-то. — Кстати, я вам напишу рекомендательное письмо. Держу пари, им нужен будет эксперт по ДНК, чтобы заменить Мэри. Вы ведь заканчивали аспирантуру в Оксфордском Центре изучения древних биомолекул? Вы прекрасно впишитесь.
Корнелиус задумался. Он совершил то, что совершил, в первую очередь из-за разочарования в своей забуксовавшей карьере. Было бы лишь справедливо, если бы в конечном счёте это привело его к положению, которого он заслуживает.
— Спасибо вам, Кейсер, — сказал он, улыбаясь. — Спасибо вам огромное.
Глава 30
Но независимо от того, присоединятся неандертальцы к нам или нет, мы должны принять их трактовку цвета этой планеты. Марс — это не символ войны; красный — это цвет здоровья, цвет жизни — и хотя сейчас он, по-видимому, лишён всякой жизни, мы не позволим этому состоянию продлиться долго…