– Не могу сказать, что понимаю тебя, потому что это не так. Я никогда не верил во что-либо вопреки свидетельствам противоположного. Но…
– Но?
Понтер опять погрузился в молчание, и Мэри сдвинулась у него на коленях, откинувшись назад так, чтобы видеть его заросшее бородой широкое круглое лицо. В золотистых глазах был такой ум, такая нежность.
– Понтер, прости. Я отреагировала так, как отреагировала. Последнее, чего бы я хотела, – это чтобы ты замыкался – начал бояться открыто говорить со мной. Прошу, скажи то, что ты собирался сказать.
Понтер глубоко вздохнул, и Мэри ощутила лицом его дыхание.
– Помнишь, я рассказывал, что посещал скульптора личности?
Мэри коротко кивнула:
– По поводу моего изнасилования. Да, я помню.
– Это непосредственная причина моего визита к нему, но другие… вещи… вопросы…
– В этом контексте мы обычно говорим о проблемах, – подсказала Мэри.
– Ага. Выяснилось, что у меня имеются другие проблемы, ожидающие решения.
– И?
Понтер поёрзал в кресле; сидящая на коленях Мэри практически не стесняла его движений.
– Скульптора личности звали Журард Селган, – сказал Понтер. Ненужная подробность, позволяющая выиграть время для приведения мыслей в порядок. – У Селгана была гипотеза насчёт…
– Насчёт?..
Понтер слегка пожал плечами:
– Насчёт моих чувств к тебе.
Мэри ощутила, как напряглась спина. То, что она оказалась причиной проблем Понтера, уже само по себе было плохо – но стать объектом теорий совершенно незнакомого человека! В её голосе прозвучал плейстоценовый холод:
– И что это была за гипотеза?
– Ты ведь знаешь, что моя партнёрша – Класт – умерла от рака крови?
Мэри кивнула:
– Так что её больше нет. Её существование закончилось необратимо и полностью.
– Как тех ветеранов Вьетнама, чьи имена написаны на мемориале, – сказала Мэри, вспоминая их поездку в Вашингтон, во время которой всё началось по-настоящему.
– Именно! – сказал Понтер. – Именно так!
Мэри кивнула: кусочки мозаики начали складываться в картинку у неё в голове.
– Тебя расстроило, что люди у вьетнамской стены могут утешиться мыслью, что их близкие каким-то образом продолжают существовать.
– Ка, – тихо ответил Понтер. Кристина уже не переводила неандертальское «да», если это было единственное сказанное слово.
Мэри кивнула:
– Ты… ты завидовал им, тому, что у них есть утешение, несмотря на их ужасную потерю. Утешение, которого ты лишён, потому что не веришь в рай на небе и загробную жизнь.
– Ка, – снова сказал Понтер. Однако, после долгой паузы, заговорил снова, и Кристина принялась переводить:
– Но мы с Селганом обсуждали не нашу поездку в Вашингтон.
– А что тогда? – спросила Мэри.
– Он предположил, что… что моё влечение к тебе…
– Да?
Понтер вскинул лицо к фрескам на потолке.
– Я только что сказал, что никогда не верил во что-либо вопреки свидетельствам противоположного. То же самое можно сказать про веру во что-либо в отсутствие свидетельств. Но Селган предположил, что, возможно, я поверил тебе, когда ты сказала, что у тебя есть душа, которая в той или иной форме продолжит существование даже после смерти.
Мэри нахмурила брови и склонила голову набок в полнейшем изумлении:
– И что?
– Он… он… – Понтер, казалось, был не в состоянии продолжать. Наконец, он просто поднял левую руку и сказал:
– Хак?
Хак заговорил по-английски собственным голосом.
– Мэре, пожалуйста, не чувствуйте себя ущербной, – сказал компаньон. – Сам Понтер также не смог этого увидеть, хотя для учёного Селгана всё было ясно как день… и для меня тоже.
– Что? – с внезапно заколотившимся сердцем спросила Мэри.
– Можно предположить, – продолжил компаньон, – что если вы умрёте, то Понтер не будет скорбеть по вам так же глубоко, как по Класт, – не потому, что вас он любит меньше, а потому, что сможет убедить себя в том, что вы в каком-то виде продолжаете существовать.
Мэри ощутила, как всё её тело расслабилось и осело. Если бы рука Понтера не охватывала её вокруг пояса, она бы свалилась с его колен.
– О мой… бог… – пробормотала она. Её голова шла кругом; она не знала, что и подумать.
– Я не считаю, что Селган прав, – сказал Понтер, – но…
Мэри слабо кивнула:
– Но ты учёный, и это… – Она замолчала, задумалась; вера в загробную жизнь и правда может дать такого рода утешение. – И это в самом деле интересная гипотеза.
– Ка, – ответил Понтер.
И правда, ка.
Глава 20
Но сейчас пришло время возобновить наше путешествие, ибо именно эта любовь к путешествиям возвеличивает нас…