Она и прежде иногда просыпалась среди ночи с блестящей идеей в голове только затем, чтобы снова заснуть и к утру напрочь её забыть. Много лет назад она на короткое время вообразила себя поэтессой – она и с Кольмом-то познакомилась на одном из поэтических чтений, – и тогда она держала на прикроватном столике блокнот и маленький фонарик, чтобы делать записи, не будя его. Но она бросила это дело давным-давно, поскольку сделанные ночью записи утром оказывались совершенной белибердой.
Но эта мысль, это понятие, эта замечательная, великолепная идея никуда до утра не денется, в этом Мэри была уверена. Она слишком важна, чтобы позволить ей ускользнуть.
Она обхватила себя руками, устроилась поудобней на ложе и, совершенно успокоившись, быстро заснула.
На следующее утро Кристина осторожно разбудила её в назначенное время – в две трети десятой деци. Компаньону Бандры было велено разбудить её в то же самое время, что он и сделал.
Мэри улыбнулась Бандре.
– Привет, – сказала она.
– Здравый день, – ответила Бандра. Она несколько раз моргнула, прогоняя сон. – Займусь завтраком.
– Не так быстро, – сказала Мэри. – Мне надо с тобой кое-что обсудить.
– Что?
– Когда Двое были Одним, – сказала Мэри, – мы с Понтером говорили о… о нашем будущем.
Бандра наверняка что-то почувствовала в голосе Мэри.
– Ах, – сказала она.
– Ты же знаешь, что нам нужно как-то устроить некоторые… некоторые вещи.
Бандра кивнула:
– Понтер предложил решение. Частичное решение.
– Я со страхом ждала, когда этот момент наступит, – тихо сказала Бандра.
– Ты знаешь, что существующее положение не может продолжаться вечно, – сказала Мэри. – Мне… Я не могу остаться здесь навсегда.
– Почему? – жалобно спросила Бандра.
– Вчера Джок – мой начальник – спросил меня, когда я возвращаюсь домой. И я должна вернуться; мне всё ещё надо получить аннуляцию моего брака с Кольмом. Кроме того, я…
– Да?
Мэри двинула плечом, которым не опиралась на постель.
– Я просто так не могу: быть здесь, в этом мире, так близко от Понтера, и не иметь возможности видеть его.
Бандра закрыла глаза.
– И что ты намерена сделать?
– Я собираюсь вернуться в свой мир, – сказала Мэри.
– Вот так просто? Ты бросаешь Понтера?
– Я не бросаю Понтера, – сказала Мэри. – Я буду приезжать каждый месяц, когда Двое станут Одним.
– Так и будешь мотаться между мирами?
– Да. Я завершу свой контракт с «Синерджи Груп», а потом попытаюсь найти работу в Садбери – это в моём мире ближайший к порталу город. Там есть университет.
– Понимаю, – сказала Бандра, и Мэри почувствовала, как она старается, чтобы её голос не дрогнул. – Ну, во всём этом есть смысл.
Мэри кивнула:
– Мне будет тебя не хватать, Мэре. Ох, как мне тебя будет не хватать.
Мэри коснулась её руки:
– Мы ведь прощаемся не навсегда.
Но Бандра покачала головой:
– Я знаю, на что это похоже, когда Двое становятся Одним. О, первые несколько месяцев ты, вероятно, будешь стараться увидеться со мной хотя бы ненадолго в каждый твой приезд сюда, но реально ты будешь хотеть всё своё время проводить с партнёром. – Бандра предостерегающе подняла руку. – И я это отлично понимаю. Тебе достался хороший мужчина, хороший человек. Если бы у меня был такой…
– Тебе не нужен партнёр, – сказала Мэри. – Никакой женщине не нужен, по любую сторону от портала.
– Но он у меня уже есть, так что у меня нет альтернативы, – тихо ответила Бандра.
Мэри улыбнулась:
– Смешное слово – альтернатива. – Она ненадолго закрыла глаза, вспоминая. – Я знаю, что на вашем языке это хабадык. Но в отличие от многих других слов, которые переводятся приблизительно, эти два имеют совершенно одинаковый смысл: выбор из двух, и только двух возможностей. У меня есть друзья-биологи, которые утверждают, что концепция альтернативы так глубоко в нас укоренилась из-за формы нашего тела: с одной стороны, мы можем поступить так, с другой стороны – эдак. У говорящего осьминога могло бы и не найтись слова, обозначающего наличие именно двух возможностей.
Бандра непонимающе уставилась на Мэри.
– О чём ты говоришь? – спросила она наконец, явно начиная сердиться.
– О том, что у тебя есть и другие возможности.
– Я никогда не стану рисковать способностью моих дочерей иметь детей.
– Знаю, – сказала Мэри. – Поверь, это последнее, к чему я могла бы стремиться.
– Тогда что?
– Поехали со мной.
– Что?
– Поехали со мной, на ту сторону. В мой мир. В Садбери.