Все заключенные работали в карьерах, добывали известняк и мрамор. Известковая пыль разъедала лёгкие и кожу - не выживал никто..
На дне карьера, глубиной до 30 метров, температура зимой доходила до минус 43-х градусов .
Зона карьера и лагеря соединялась между собой специальным проходом — коридором, огороженным колючей проволокой. По этому коридору каждое утро заключенных гнали на работу. С внешней стороны заключенных сопровождал конвой с собаками. Вечером по нему же возвращались в зону, еле-еле волоча ноги, уставшие, голодные, измученные непосильным трудом. За ночь нужно было прийти в себя, набраться хоть немного сил, чтобы завтра снова, превозмогая боль и усталость, скоротать еще один неимоверно длинный, бессмысленный день жизни.
Лагерь имел свое подсобное хозяйство и овощехранилище. Женщины из бытовой зоны, к которым относилась и Зинаида, ухаживали за лошадьми и коровами, выращивали овощи.
А ещё там был кирпичный завод. Печи для обжига кирпича топились трупами заключённых, погибших в карьерах. Перед использованием трупы погибших распиливались двуручными пилами. Для распиливания трупов использовали тех же заключенных.
Зинаида с содроганием вспомнила, как прибывших в искитимский лагерь в одну из зим содержали в железных кузбасских вагонах из-под угля без крыши, в чудовищные морозы одеты они были в том, в чём их арестовали. Кормили их только солёной кетой, не давали ни хлеб, ни воду. Люди выбивали днища бочек и, как звери, накидывались на солёную рыбу, рвали её зубами, пили рассол. Вскоре у них начинались болезни живота, и они сотнями умирали. Их выкладывали на мороз, складывали штабелями, потом пилили на части и топили ими печи.
Зинаида помыла картофель в большом жестяном тазу с водой и поставила его варить в кастрюле на электрическую плиту, появившуюся в доме после того, как местные умельцы провели электричество. Залаяла соседская собака, лениво, без злобы. Женщина, отодвинув занавеску, посмотрела в окно. Потом села за стол. Воспоминания новой волной накатились на уставший за суетный день мозг...
В один из холодных сентябрьских дней 1929 года в женский барак вошел в сопровождении коменданта пожилой человек с седой бородкой в кургузом пальто и пенсне на тонком носу. Он долго ходил вдоль двух шеренг построившихся узниц, вглядываясь в их лица, а потом сказал тусклым бесцветным голосом, напоминающим стон умирающего:
- Предлагается усиленный паек, чистая постель, отдельное проживание, санитарное обслуживание за желание поработать на благо Советской науки.
К тому времени, Зинаида, доведенная голодом и холодом, постоянными приставаниями охранников до последней степени нервного и физического истощения, подумывавшая уже о самоубийстве, сделала решительный шаг вперед, выйдя из строя. Следом за ней обе шеренги сделали шаг вперед.
Их 60 человек седой мужчина выбрал 10, в их число попала и Зинаида.
Той же ночью на автомобиле их доставили на секретную территорию с мрачными неопрятными двухэтажными зданиями из красного кирпича на окраине Новосибирска.
Это были корпуса психиатрической больницы, переоборудованные для опытов профессора Иванова. Высокий кирпичный забор с колючей проволокой на металлическом каркасе поверх кладки и вооруженная охрана у ворот исключали возможность проникновения на спецобъект посторонних.
После тщательной санобработки, пациенток Ильи Иванова поселили в двухместные палаты с зарешеченными окнами...
Зинаида тяжело поднялась из-за стола. Выключила электроплитку, слила в ведро воду из кастрюли, поставила ее на плиту печи, укутав полотенцем.
Достала из самодельного навесного деревянного шкафа керосиновую лампу со стеклом, поставила на стол, зажгла фитиль, чиркнув спичкой.
Электролампочка под потолком мигнула три раза и погасла - на электростанции заглушили мотор. Зинаида набросив на плечи платок, весенние вечера были еще достаточно холодными, подхватила помойное ведро и вышла на улицу. Помойка находилась за баней. Она постояла на крыльце, чтобы глаза привыкли к темноте, и пошла вдоль забора.
Опорожнив ведро, она вернулась в дом. Чертыхнулась, налетев в сенях плечом на косяк. Едва отворив дверь, поняла - в квартире чужие...
За кухонным столом, развалившись на стуле, сидел толстяк в коротком пальто из шерсти. Его маленькие свинячьи глазки блестели в свете керосиновой лампы , подобно углям в печах обжига искитимского лагеря, где сжигали заключенных.
Зинаида, бросив в ухмыляющуюся морду убийцы ведро, попыталась убежать, но из темноты сеней в дом вошел напарник толстяка.
- Куда ты, милая?, - приставив к груди испуганной женщины револьвер, прошипел незнакомец, - добрый гость хозяину приятен.
Толстяк тем временем, брезгливо отряхнув пальто, подошел к Зинаиде и со всего размаху дал ей пощечину.
- Где обезьянка твоя, сука?
Женщина молчала.