То, что произошло 26 февраля 36-го года, навсегда запечатлелось в памяти Эльвиры, как кошмарный сон. Из 18 гибридов, полученных методом искусственного осеменения человеческой спермой при химических опытах в ОТБ-606 погибли восемь, остальные 10 были использованы, как подопытные на армейском полигоне близ деревни Ярково под Новосибирском 3 марта и умерли от поражения экспериментальным отравляющим веществом в течении 2 суток.9 детенышей из 10, выношенных человеческими матерями от гориллы и шимпанзе умерли 26 февраля и 3 марта. Спасенная чудесным образом Лейла уехала с отбывшей свой срок Зинаидой Калининой куда-то в деревню, потому что бабушка Зинаиды, у которой она жила до ареста умерла, а квартира перешла в ведомство НКВД.
7 марта 1936 года Кукин дал ход хорошо подготовленным документам, обвиняющим в умышленном вредительстве Яна Боревича и Илью Иванова.
9 –го арестовали Боревича и отправили на Коммунистическую, 49, в пересыльный лагерь НКВД, а постановлением тройки УНКВД по запсибкраю от 20 июля 1937 года он был обвинен в причастности к контрреволюционной деятельности и осужден по статьям 10-58-8 и 19-56-11УК РСФСР к расстрелу.
Та же участь постигла и профессора. К ответственности привлекли также главного врача и Иванова-младшего. Оба отделались трудовой ссылкой в Томскую область на 5 лет. По слухам, дошедшим до Эльвиры, Илья пытался сбежать по дороге в Томск, но был застрелен охраной.
Как ни странно, сама Садовская и другие вольнонаемные специалисты не были привлечены к уголовной ответственности, а были лишь уволены. Эльвира не могла знать, что избежали они преследования благодаря новому наркому товарищу Ежову, который отдал приказ об аресте Генриха Ягоды 4 апреля 1937 года. А дело поручил вести незаменимому Василию Кукину. Старший майор немедленно был вынужден выехать в Москву и быстро добился признания Ягоды во всех смертных грехах, в том числе в подготовке и убийстве Максима Горького.
Местные же следователи не нашли причин для преследования по делу Боревича или Иванова кого-либо еще.
Эльвира Садовская подрабатывала репетиторством в квартире на улице Горького, принимая абитуриентов медицинского института, который был неподалеку, в здании бывшего музея революции на Красном проспекте. Заведующий кафедрой факультетской терапии и ее создатель профессор Мясников, узнав, что Садовская проживает в Новосибирске предлагал ей должность проректора по лечебной работе. Однако накануне Эльвира получила заманчивое предложение из московского Всесоюзного института экспериментальной медицины при Совете Народных Комиссаров СССР, на которое ответила согласием. Сегодня, в 23 часа, они с сыном намеревались отправиться в столицу на поезде и их собранные вещи в трех чемоданах уже находились в багажном отделении Новосибирского железнодорожного вокзала.
- Мама, - обратился Иван к Садовской, помешивая миниатюрой ложечкой в полупустой креманке, - как называется это мороженое?
Эльвира рассеянно заглянула в меню.
- «Русский холод», сынок.
- Хм. Я съел почти все, но мне совсем не холодно…
- Ваня, это просто название
- А, правда, что мороженое мамы покупают детям, потому, что они их любят?
- Ты не наелся?
- Практически-то я вроде бы наелся, а теоретически хочется еще…
Эльвира засмеялась.
К столу подошел официант с большим потрепанным блокнотом.
- Что-то еще, сударыня? – согнувшись пополам, спросил он.
- Нет-нет. Спасибо. Мы готовы рассчитаться.
Ловко спрятав деньги в карман фартука, половой вытащил из блокнота сложенный вдвое лист бумаги.
- Вам записка, сударыня, от того интересного джентльмена у окна.
Он обернулся и растерянно развел руками.
- Только что был за столом…
Эльвира развернула лист и с большим волнением в косой надписи узнала почерк Ильи Иванова-младшего:
Эля! Прошу довериться этому человеку. Это очень важно.
Получив в гардеробе свою одежду, Эльвира и Иван вышли на улицу. Тут же рядом, вплотную к тротуару остановился крытый экипаж, запряженный двумя гнедыми лошадьми. Тотчас дверца его открылась и Садовская увидала в глубине повозки того самого незнакомца с рыжей шевелюрой. На этот раз он был в тонком дорогом пальто черного цвета.
- Прошу садиться, Эльвира Александровна…
Садовская медлила. Ребенок стоял рядом, с интересом оглядывая старомодное средство передвижения.
Ямщик удивленно покосился на нерешительных пассажиров. Наконец, женщина решительно шагнула на ступеньку экипажа и села на мягкое кожаное сидение напротив мужчины. Иван тотчас очутился рядом с ней.