Слава задумался, а Денис всё больше пребывал в недоумении от услышанного и боялся даже уже что-то спрашивать, чувствуя, что ходит по минному полю, но любопытство всё же пересиливало.
— А кто же тогда мог быть вместо них?
— Да блин, кто угодно. Там же постоянно находят людей. В конце концов, родители могли просто инсценировать свою смерть.
— Это ещё зачем? — спросил Денис, посмотрев на стакан с пивом и попытался оценить своё состояние. Разговор показался ему уже не просто пьяным, а каким-то сумасшедшим.
— Сам посуди, — продолжил Слава с воодушевлённым видом, — они всю жизнь мне посвятили, можно сказать, не отходили от меня, и вот, когда поняли, что сын наконец встал на ноги, решили пожить для себя. Жизнь ведь одна, а пролетела получается в муках.
— Ты же их сын, разве может быть иначе? И в конце концов, это был их выбор.
— Вот в этом-то и суть! Они поняли, что дело к старости, здоровья уже мало, а я им, как говорится, по гроб обязан. Понимаешь?
— Не совсем.
— Ну в начале они посвятили мне жизнь из чувства долга, потом я повторю то же самое. Но только они, зная какова цена, не захотели мне такой участи. Ты знаешь, что самое ценное в жизни?
— Я не думал об этом, если честно.
— Ты не думал! Ты даже не думал; сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
— Шестнадцать, и до сих пор не задумывался, хотя чему я удивляюсь. Некоторые за всю жизнь не задумываются. — Слава посмотрел на часы. До Нового года оставалось без малого три часа. — Скоро начнётся обратный отчёт и мы будем радостно ждать боя курантов. Для нас это праздник, но представь, что это обратный отсчёт твоей жизни. Каждый год, каждый божий день, каждый час, минута и секунда, всё иссякает безвозвратно. Время, мой друг! Время — вот что ценнее всего на этом свете.
Слава поднял кружку и поднёс в сторону Дениса.
— За время, — произнёс он. Чокнувшись, ребята выпили.
— Я не совсем понял про твоих родителей, — путаясь в мыслях, произнёс Денис.
— Ах да, я немного потерял нить, — задумчиво сказал Слава, — чувство долга крадёт наше время. Оно даёт нам человечность и добродетель, но взамен забирает время. Мне кажется смерть — это единственный способ избавиться от оков этого навязчивого чувства, будь оно неладно.
— Так ты серьёзно думаешь?
— Да, они подстроили свою смерть и наверняка умотали на море. Они всегда хотели жить на море, лежать в шезлонгах и любоваться закатами. И никто никому ничего не должен.
— Тогда кого нашли в сгоревшей машине?
— Машина была наша, определённо наша. Но трупы могли быть чьи угодно. Скорее всего, это были местные нарики. Просто подсунули похожей комплекции и всего-то дел.
Денис не мог поверить своим ушам, но Слава говорил вполне уверенно. Похоже, он и в самом деле верил в свою теорию. Между тем его правая рука, в которой он держал стакан, а потом и левая стали подёргиваться всё сильнее и сильнее. Пиво стало выплёскиваться и разливаться по столу. А через мгновенье его всего затрясло и, упав со стула, он скрючился. Денис, пытаясь привести парня в чувство, стал звать на помощь. Остальные ребята выскочили с балкона и окружили Славу. Глаза его закатились, а тело продолжало содрогаться. Альберт оттолкнул всех подальше, повернул Славу на бок и проверил, не заглотил ли тот язык. Потом сбегал в зал и принёс таблетку, которую всунул ему сквозь сведённые зубы, под язык. Они с Женей, словно по отработанной схеме, подняли тело и отнесли в комнату. Остальные были ошарашены произошедшим и сидели молча. Вернувшись, Альберт вдруг спросил у Дениса:
— Что произошло?
— Я не знаю. Мы просто сидели, разговаривали, а потом вдруг его затрясло и он упал.
— О чём вы говорили?
— Он говорил о какой-то дороге смерти и о родителях.
— Блин, я забыл сказать, — с досадой произнёс Альберт.
— О чём это ты? — спросил совсем ничего не понимающий Нил.
— Эта тема — табу. У него посттравматический синдром, сопровождающийся приступами.
— Я не знал, — сказал бледный Денис.