Так мог бы выглядеть разум Бога. Если бы Он был эпилептиком.
Иногда мы оказываемся на пути божественного синапса прямо во время разряда: миллион вольт ударяет нам в корпус, и очередной кусок базальта осыпается окалиной. Или «Эри» слепнет на еще один глаз. Я уже потерял счёт выжженным камерам, антеннам и тарелкам радаров. Я просто мысленно добавляю их к списку потерь, наблюдая, как еще одно окно вспыхивает и гаснет на мозаике экрана.
Хаким так не делает:
— Проиграй еще раз, — говорит он Шимпу, — вот тот видеопоток. Прямо перед тем, как он выгорел.
Последние моменты жизни последней жертвы: покрытая кратерами поверхность «Эри», вкрапления каких-то полузахороненных механизмов. Молния вспыхивает в левой части экрана и бьет в ребро радиатора охлаждения на полпути к горизонту. Вспышка. Банальная и уже до боли знакомая фраза:
Сигнал потерян
— Еще раз, — говорит Хаким, — проиграй момент разряда на средней дистанции. Приблизь и останови.
Три молнии, пойманные на месте преступления – теперь и я вижу то, что заметил Хаким. С ними что-то не так. Они менее… случайные, чем фрактальная структура обычных молний. Цвет тоже отличается: смещен в синеву. И еще они меньше. Молнии вдали массивны. А здесь дуги изгибающихся вдоль поверхности разрядов не намного толще моей руки.
И они сходятся к какому-то более яркому объекту практически вне поля зрения камеры.
— Какой-то статический разряд? — предполагаю я.
— Да? И где ты видел такой статический разряд?
Я не вижу ничего подобного в текущей мозаике экранов, но мониторы мостика показывают ограниченное число окон, а у нас всё еще есть тысячи наблюдательных камер на поверхности. Даже мой линк не способен выдержать такого количества потоков одновременно:
— Шимп, есть ли еще подобные явления на поверхности.
— Да, — отвечает Шимп, подсвечивая один из дисплеев.
Яркие сети роятся над камнем и сталью. Целые батальоны шаровых молний идут на ломаных ходулях электрических разрядов. Нечто, похожее на плоскую мерцающую плазму, скользит вдоль поверхности «Эри» подобно морскому скату.
— Чееерт, — шипит Хаким, — а это-то здесь откуда?
Наш фасетчатый глаз теряет еще одну ячейку.
— Они намеренно выбивают нам сенсоры, — лицо Хакима становится пепельно-серым.
— «Они?» Может быть это всё-таки просто разряды, проходящие через структуру металла?
— Они ослепляют нас. Господи же ты сраный, вот не могли мы просто застрять внутри звезды? Нам обязательно нужно было добавить немного враждебных пришельцев для полноты картины.
Я бросаю взгляд на потолочную камеру:
— Шимп, что они такое?
— Я не знаю. Возможно – огни святого Эльма или активная плазма. Также нельзя исключать вероятность мазерных эффектов, хотя я и не регистрирую достаточного уровня микроволнового излучения.
Еще одна камера выходит из строя.
— Пауки-молнии... — нервно хихикает Хаким.
— Интересно, а они – живые?
— В органическом смысле – нет, — отвечает Шимп, — и я не уверен, что они попадают под определение живого, основываясь на ограничениях энтропии.
Классическая морфология бесполезна. Эти отростки – это не ноги, это… что-то вроде скоротечных дуговых разрядов. Форма тела (если термин «тело» тут вообще применим) опциональна и переменчива. Коронарные разряды собираются в искрящиеся шары. Шары отращивают дугообразные конечности или просто уносятся в шторм со скоростью в два раза выше звуковой.
Я поднимаю тактический интерфейс. Ага: есть кластерное распределение. Вот стайка этих созданий собралась на скелетированных останках давно умершей дюзы разгонного двигателя. Еще одна группа мерцает около надстройки внешнего инженерного обслуживания. Да у них там целая вечеринка в кратере ротовой полости «Эри», кружащаяся вдоль нашего невидимого поводка, как вода в сливе раковины.
— Отверстия, — говорит Хаким мягко. — Углубления. Люки.
Но что-то ещё привлекает мое внимание, что-то, что не входит в перечисленное им, что-то, что происходит в небе, пока наши глаза прикованы к земле…
— Они пытаются проникнуть внутрь.
Внезапный сполох света над нами. Затем разрыв; дыра; всё расширяющийся зрачок огромного демонического глаза. Тусклый кровавый свет циклона, разворачивающегося над нашими головами в венце из молний, проливается на искореженный пейзаж, пробиваясь через воспаленную ткань неба.