Выбрать главу

            Им не о чем было мечтать. И даже обвинять друг друга не получалось.

            Мальт открыл глаза и, глядя на Арахну, сидевшую на скамье, изучающую внимательным взглядом ледяной каменный пол, сказал то, о чем дал клятву сказать:

-Мне жаль, Арахна. До последней минуты я буду жалеть об этом. Прошу только, чтобы ты была сильной, и…

            Он не договорил. Арахна подняла на него совсем белое, мертвенное лицо и все слова застряли в горле Мальта. И тогда Мальт, не чувствуя больше ничего к этой жизни, просто сполз спиною по прутьям решетки и закрыл голову руками, защищаясь от света и от реальности. Арахна молчала, и он молчал.

            Время слов для них прошло.

37.

-Садись, - предложил Мальт, когда вид железной решетки, разделявший мир ещё живых, но уже осужденных с миром свободных людей, стал совсем невыносимым и Арахна начала метаться по камере, - садись, чего стоять?

-А я прежде и не думала о том, как прекрасно просто стоять…- её голос был очень тих и от этого, наверное, был страшнее. – Не думала, веришь?

            Мальт верил. Он сейчас ощущал всё своё тело так, как не ощущал никогда и не мог поверить, что скоро не будет в нём жизни. как это возможно, что кончится его дыхание, что закончится движение крови по его венам, что сердце затихнет, мысли выцветут и откажут в подвижности все части тела? Как это возможно?

            Он был причастен ко многим смертям, но никогда не думал раньше о самом механизме смерти. пока смерть не касалась его, она казалась ему далекой, а сейчас, не замечая даже того, что делает, Мальт часто моргал и глубоко вдыхал, никак не находя в себе сил дышать и моргать как прежде…

            И даже сырой тюремный воздух не был ему преградой в глубоком дыхании.

            Мальт верил и поэтому не давал ей ответа. Арахна повернула слегка голову, чтобы увидеть его фигуру и спросила:

-Думаешь о сыне?

-А о ком ещё? – огрызнулся Мальт, но спохватился, - да. Извини, о нём.

-А я говорила! – глаза Арахны полыхнули запоздалым и тускловатым, но всё-таки триумфом, - говорила тебе ещё до смуты, до того, как мы попали на этот последний путь, что твой сын может остаться сиротой! Мои родители были эгоистами, когда выбирая борьбу за Мираса не думали обо мне – о своём ребенке, и ты…ты тоже такой! Помнишь, я предрекала тебе, что твой сын будет испытывать то же, что и я, переживать всё то…

-Арахна, - позвал Мальт, прерывая её невыносимые в своей правдивости речи, - сделай одолжение – закрой рот, а не то палач тебе не понадобится, и я сам тебя удавлю. Прямо здесь.

            Она не поверила его угрозе. Стража была рядом и при всяких звуках борьбы появилась бы мгновенно. Да и не был Мальт человеком, который был бы способен на такую растрату последних сил, что сдерживали всё его состояние в твердости на убийство уже обреченного существа. Она не поверила его угрозе, но замолчала, осознав, что проявляет жестокость, которую едва ли можно оправдать.

            Во всяком случае, сама Арахна не могла оправдать её.

-А ты о чем думаешь? – Мальт сам нарушил молчание очень скоро, что было неудивительно. Минуты, через которые незаметно проходит жизнь, только на свободе бывают незаметны. Здесь же, когда пройдена последняя черта, и когда в жизни остается лишь несколько шагов по камере да еще немного по ступеням эшафота каждая минута тянется и долго. И одновременно с этим – беспощадно быстро. непонятно что хуже – кончить всё мигом или сидеть и ждать, когда за тобой придут, когда послышатся те самые шаги, означающие лишь одно: пора!

-О прошлом, - ответила Арахна, напряженно всматриваясь сквозь прутья решетки в каменную стену тюрьмы. Может быть, она что-то видела в равнодушном сером камне, а может быть просто не могла смотреть на Мальта. – там, где я была счастлива, где я ничего не значила и не знала этого. Я скучаю по временам, когда были Коллегии – ваша, Дознания, наша – Палачей и Судейства. Ваши две ненавидели и презирали нас, скидывали всю грязную работу, а потом сами за это же и презирали. Но я тогда была счастлива. Были люди, что заменили мне всё. Регар воспитал меня, хотя не должен был этого делать, он стал мне отцом, и определил всю мою жизнь. Сколер – мой старший брат по Коллегии, затейник всех игрищ, особенно в зимний сезон. Лепен… пусть вся вина осталась на мне за его действия, за то, что я не нашла к нему слов, чтобы объяснить, что он дорог мне, но я не люблю его…

            Арахна осеклась, сглотнула нервный комок и продолжила с явным усилием:

-Многих людей я потеряла. Пока росла в Коллегии, и потом. Были близкие люди, были приятели… сейчас осталась одна Арахна. Утешает, что осталась она ненадолго.