Персиваль запоздало закрыл голову руками, но куда там! Толку уже не было.
Поворачиваясь же, Персиваль, держа в уме еще страшный образ, вдруг заметил нечто очень несуразное, неуместное и от этого еще более интригующее – он увидел Скарона – того самого баронета, раздражающего самого Персиваля. Только вот стоял Скарон подле Эмиса и, судя по скользнувшему листочку – самому мелкому клочку, в руках Эмиса, что-то передал ему.
Персиваль ещё не понял, что ему делать с этой информацией, но точно почувствовал одно – необъяснимое: скоро!
Что было в этом «скоро», откуда оно бралось, куда исчезало – он сам не знал, но это упрямое слово продолжало пульсировать в его воспаленном мозгу, а между тем Арахна уже поднималась по последним в своей жизни ступеням.
Остриженная грубым и неловким движением, она равнодушно шла навстречу своей гибели, и ничего не менялось в лице ее, лишь губы, пожалуй, были сжаты в последнем усилии, до белизны, чтобы не сорвался нечаянный крик или мольба…
Да, ей все было понятно… - еще бы! – она столько раз сама задавала этот вопрос. Да, она осознает, что будет казнена. Нет, вину свою она полностью не признает. Дни Маары славит и дни короля также, надеется на прощение Луала и Девяти Рыцарей Его.
«Но вот и всё» - подумалось Арахне, когда она опускалась коленями на жесткие деревянные доски, и в последний раз смотрела на живые, вспышками смутно знакомые, но полностью неузнаваемые ее рассудком лица, - «вот и всё…кончилась Арахна, так ей и надо. Она заслужила это. Луал, прости дочь блудную свою! Да будут…да будет царствие света».
Она зажмурилась сильно-сильно, так, что в любой другой ситуации стало бы больно глазам, а затем, вложила последние свои силы в то единственное мужество – не дрогнуть и не нанести вреда себе и палачу.
Это ей удалось. Она не струсила перед смертью так, как много раз трусила и поддавалась до этого в своей жизни.
Персиваль не смог смотреть и на это. Он снова отвернулся, а тело Арахны – молодое, не изведавшее еще жизни в полном ее воплощении и во всех проявлениях, тяжело рухнуло на деревянные доски под вздох толпы.
Вот и всё. так кончается жизнь – так просто, так легко, и без каких-либо теней и сомнений, без воззваний и эстетики – всего лишь три десятка зрителей, мрачный палач, сгруженное тело на телегу и голова в окровавленной корзине.
Вот и всё, что осталось от Арахны. Вот и все, что пару мгновений назад осталось от Мальта. А что остается от живых?
Законники медленно расходились – кто в Трибунал, кто по делам, писать отчеты и составлять протоколы о проведенной казни. Палач передал орудие своего ремесла помощнику и спокойно, вернее всего даже не думая уже о казни, поспешил прочь, помощники, переговариваясь, стали убирать тела и кровь…
А люд уже спешил дальше, потеряв интерес к этой казни – не первая и не последняя она уж в Мааре! Персиваль еще стоял, когда никто уже не остался.
Почти никто. Он почувствовал на себе чей-то взгляд и, пока еще поворачивал голову, знал, кого увидит. И не ошибся – Эмис.
Эмис смотрел на него в упор, также не уходя от эшафота, но явно имел уже какую-то совсем иную цель. Заметив, что Персиваль ответил на его взгляд, Эмис едва заметно сделал знак рукой, призывая Персиваля идти следом, и пошел прочь.
Персиваль взглянул в последний раз на убираемый эшафот, затем в спину Эмиса, понимая, что решить о будущем, о собственном будущем нужно здесь и сейчас, сию же минуту – возможно, это один из немногих шансов, поколебался еще немного и двинулся, наконец, за Эмисом, следуя от него на таком расстоянии, чтобы не упустить, и чтобы другие не сообразили о преследовании…
Жизнь влекла Персиваля дальше. Закончившись у двоих на эшафоте, она перешла к нему, спешащему за Эмисом – заговорщиком самого нового, самого страшного и яростного типа, какого еще не видела Маара, и уж тем более о котором не знал Его Величество – король Мирас, да будут дни его долги!
А ему донесли о казни Арахны и Мальта. И король, да будут дни его славны, сдержал все эмоции в себе, лишь спросил:
-Как прошло?
-Держались достойно, пощады не просили, чувств не теряли, никого не звали, ничего не просили. Оба, подготовленные и собранные поднялись на эшафот, опустились на колени и выдержали. Тела уже убраны и сожжены.
Король Мирас помолчал. Ему было жаль избавляться от Арахны больше, чем от Мальт – Мальт заслужил, но Арахна в своей строптивости неожиданно подвела его. он рассчитывал, что девушка еще побудет ему орудие, послужит, а она – вытворила!