Она хотела уже сесть за стол, когда дверь распахнулась. Без стука.
Даже Мальт не позволял себе такого. А вот Вимарк, влетевший в кабинет с морозным воздухом и запахом дешевого трактирного вина, спокойно позволил.
-Что за новости? – обалдел Мальт, вскакивая. – Вимарк!
-Я этого не писал! – потомок знаменитого поэта был взбешен и пьян. И бешенство его носило уязвленный характер.
-Кого? – не поняла Арахна.- Чего?
-Я этого не писал! Я не так писал! – кричал Вимарк, глядя то на нее – обалдевающую, то на Мальта, притворяющегося, что его здесь нет. – Всё не так! все не то! не то! обманщики!
Арахна сообразила. Взглянула на Мальта, тот не стал скрываться:
-Ну, поправили немного, да. И от ошибок тоже.
-Понятно, - кивнула Арахна и, опережая новый виток гнева Вимарка, сама обрушилась на него. – Значит, тебе дороже счастья твоей земли правильность памфлета?
Вимарк аж присел от такого порыва. А Арахна не думала милосердствовать:
-Ты – мелкий эгоист! Ты – потомок великого своего отца, не оправдывающий и четверти от его наследия! кем бы ты был, если бы мы тебя не привели к нам? Патрульным без имени и звания? Тебе выпала великая честь – участвовать в спасении людей, в спасении своего народа, навести порядок и сделать что-то, что покажет, наконец, что не только отец твой был известным человеком, но и сын его чего-то стоит!
Она выдохлась с непривычки. Но Мальт понял ее стремление и разгадал уже личность Вимарка, и, надеясь поймать его на стыде и тщеславии одновременно, обрушился следом:
-Прежде, чем возмущаться насчет поправок, ты вспомни, что ты здесь не за свои заслуги, а за одно имя своего рода! Никто не знает тебя в лицо, и если ты исчезнешь, никто не заметит этого, так сделай же что-то, поспособствуй тому, чтобы именем рода Понту отмечали именно тебя, а не любого, кто может сыграть твою роль! Ты еще никто. Так перестань быть никем и стань, наконец, тем, кто помогает навести порядок и избежать кровопролития!
От такого налета с двух сторон Вимарк совсем растерялся и окосел. Всякая уверенность в собственной правоте оставила его стремительно. Он уже жалел о том, что высунулся с возмущением.
-Ты сам говорил, что народ нельзя затыкать! – продолжала Арахна. – Ты говорил это мне! Но если ты и тебе подобные не будут делать то, что нужно, мы найдем способ поселить молчание в народе, превратив его в безвольную толпу!
-Мы наведем порядок, но кровью или лаской решаешь ты и тебе подобные! – подвел итог Мальт, а Арахна грозно спросила:
-Будешь ли ты еще возмущаться?
-Не буду никогда…- Вимарк приложил руки к сердцу. Хмель оставил его следом за уверенностью.
-Тогда – пошел вон и за работу! – велел Мальт и потомок великого поэта сбежал из кабинета Арахны и она, наконец, перевела дух, спросила:
-А чего я-то так разошлась?
-Да будут еще всякие…- Мальт хмыкнул, - ходит, возомнил о себе непонятно что, ставит условия! Не дорос еще! Пусть радуется, что его не казнили, а позволили творить. Лучше писать под надзором цензуры и по заказу, чем скитаться по патрульным дорогам в холоде.
Арахна кивнула, соглашаясь. От долгого обрушения на поэта у нее пересохло горло и она поспешила залезть в «винный» ящик.
-О, - Мальт покачал головою, - Арахна, день еще, а ты уже?
-Да пошел ты, - отмахнулась она. – У меня работа вредная. То поэты, то уроды, то сволочи бюрократические.
Мальт не обиделся – ему уже было привычно слышать в свой адрес множественные оскорбления. Единственное, спросил лишь:
-А ты сама себя к какой категории относишь?
Арахна прожгла его злым взглядом и не ответила. Мальт, не дожидаясь разрешения, сам налил себе вина и отпил.
-Так день же! – фыркнула Арахна.
-А у меня работа вредная, - вернул ей Мальт. – То поэты, то уроды, то палачи…
Это было уже жестче, но Арахна тоже не обиделась. Они оставались близкими союзниками и должны были прощать друг другу очень многое. Обоим доставалось.
-И все же, - продолжал Мальт, - где взять нам кого-то, кто сможет говорить с народом на одном языке? Где же этот человек?
-Не знаю, но вряд ли он станет писать табличку себе на шею, - Арахна изобразила в воздухе табличку и поводила рукою, как бы выводя строки, - «разговариваю на одном языке с народом. Недорого. Оплата почасовая».
Про письмо от патрульного штаба Арахна уже забыла.
7.
Граф Сонор полагал, что в дни смуты, стоявшие над Маарой плотным и тяжелым облаком, нужно быть особенно дисциплинированным и не позволять себе даже мысли о какой-то слабости или снисхождения к самому себе. Он вставал в одно и то же время, в одно и то же время завтракал, обедал, ужинал, прогуливался, занимался письмами и встречами, объезжал столицу и ложился спать – всё строго по плану. Да и в одежде граф оставался аккуратен в каждой ситуации, хотя, с падением прежнего короля и падением Коллегий это оказалось сложнее, но Сонор искренне полагал, что чистота и аккуратность важнее изысков и лучше отказаться от роскошного экипажа, но ходить в том, что ежедневно стирается и отбеливается.