-Это ваши враги?
-Первые пять, - кивнул Велес. – Патрульных пришлю к Арахне. Пусть идут к чертям.
-Видите, все имеет цену, - Мальт, преодолевая внутреннюю брезгливость, пожал руку Велесу. А тот хмыкнул:
-Я могу быть очень полезным, Мальт. Со мной не надо враждовать. Со мной надо дружить и тогда я дам возможность договориться с собою и смогу безо всяких сомнений продаться, ну, если это, конечно, не нарушит моей верности королю Мирасу, да будут дни его долги.
-Да будут дни его долги, - эхом отозвался Мальт.
И пока Велес с Мальтом заключали странное перемирие, которое грозило судьбоносным поворотом для пятерых невинных человек, одного графа Сонора и всего королевства Маары в целом, Арахна, пришедшая к Мальту, переговаривалась с Персивалем на первом этаже.
С Персивалем у нее были сложные отношения. Во-первых, у Персиваля были сложные отношения со всеми. Во-вторых, именно он когда-то поспособствовал попытке Лепена подставить Эмиса, что в итоге привело к падению Регара и Лепена, а после к их казни Арахной.
Но у Арахны не осталось большого выбора в знакомствах, а Персиваль был еще не худшим вариантом. Да, дознаватель. Да, сволочь…и даже не бюрократическая, но Арахна уже давно не была благородна и светла душой. Её не ждало прощение Луала и покровительство Девяти Рыцарей Его, так что, устроившись на первом этаже, она, узнав о том, что у Мальта какой-то гость, беседовала с Персивалем.
-Как считаешь все же насчет хлебных повозок? – допытывался Персиваль у нее. – Все перевозить опасно. Не все – приказ короля был краток.
-А в чем проблема развести зерно разными путями?- поинтересовалась Арахна. – Две три, скажем, отвезти прямиком в столицу, а треть – еще до этого, и схоронить на окраине? Зерно в столице в полном объеме? Да. К нам-то что?
-А это идея, - одобрил Персиваль. – Свежий взгляд на проблему всегда полезен.
-Всегда пожалуйста, - фыркнула Арахна. – Не знаешь, кто у Мальта?
-Луал его знает! – отмахнулся Персиваль. – Здесь кто только не бывает. И ты еще не худший вариант.
-Ну, спасибо, - обозлилась Арахна. – Плохой, но не худший, значит?
-Явно не идеальный, - не замедлил с ответом Персиваль. – Лепена понять не мог, теперь Мальта понять не могу…чего они оба к тебе привязались?
-Прошу прощения? – Арахна даже забыла о своих размышлениях и прикидках, кто сейчас мог бы быть у Мальта. Слова Персиваля задели неожиданно самую нетронутую и почти что забытую самой Арахной струну.
-Я правду говорю, - разъяснил Персиваль. – Лепен пошел на преступление ради тебя, Мальт с тобой носится, как с вазой хрустальной, не меньше. А вот почему?
Арахна молча смотрела на Персиваля, надеясь, что в ее взгляде он встретит смерть или хотя бы боль.
-Ты, откровенно говоря, - бодро продолжал бывший дознаватель, - не красавица. Миленькая, но для «миленьких» такого не творят. Так что же? В глазах твоих пустыня, сама болезненная, плечи опущены…
Персиваль оглядел Арахну, пытаясь отыскать в ней что-то особенное, и не находя.
-Таких как ты много. Такие как ты не бывают советницами. Они бывают тихими женами, матерями, а никак не палачами. Ты – ошибка, Арахна. Одна большая ошибка.
Арахна сидела как пораженная. Слова Персиваля, так легко сходившие с его губ, попадали точно в цель. У Арахны не было внутри души никакой жизни, она чувствовала себя развалиной, и поражалась каждый раз, когда лицо в ее собственном, мутном от грязи и пыли зеркале, упрямо выдавало ее молодость. У нее не могло быть молодости после потери всех близких, прежней всей жизни, после всей бойни, что была на ее глазах и всей подлости, которая была с нею и вокруг нее каждый день.
Арахна вскочила, запоздало оскорбившись, метнулась куда-то по коридору, застыла – скорбная, тонкая, болезненная, с теми же опущенными плечами, повернулась и вернулась обратно к Персивалю, устроилась с ним рядом, не промолвив и слова.
-Загадка¸- констатировал Персиваль, наблюдая за нею. – Но ты не переживай о таких пустяках. Сейчас важнее другое. Это все голод и холод. Это все смута.
-Да нет, - возразила Арахна, - ты прав. – Я – серая мышка.
-С топором, - напомнил Персиваль.
-Мышка, - повторила Арахна, досадливо поморщившись. – Во мне нет ничего от женственности, ничего в уме даже нет от молодости. Я даже не знаю, что со мной. может быть, я мертва?
Персиваль коснулся ее руки и ответил:
-Жива.
-Тогда что со мной?
-Знаешь, - Персиваль немного помедлил прежде, чем ответить, - нам выпали дни перемен. А перемены – это худшее проклятие. У одного восточного народа, далекого, за многими морями от нас, есть такое проклятие: «чтобы твои дети жили во времена великих перемен». И мы эти дети. Мы не живем, а существуем.. тени самих себя. Те, кто будет несчастен, попадет в историю для будущих поколений и обретет новую жизнь, полную мифов и вымысла, а мы, ты и я, как многие, просто уйдем. Сделав свое дело, просто исчезнем.