Впрочем, не является ли карцер той же смертью, только отсроченной, отодвинутой? Замкнутое пространство, узкий вертикальный гроб, с непроглядной сырой тьмой. Никак нельзя лечь, чтобы вытянуть ноги, никак нельзя с удобством сесть. От холода коченеет все тело, но не настолько, чтобы призвать этим окоченением смерть. Нет, лишь боль и отупение всех чувств и надежд.
Лагот не мог поверить, что его жизнь кончается именно так. Он не знал, сколько уже находится в карцере – по ощущениям вечность, по выводам угасающего, мучительного ума – день? Или два?
Сложно сказать. Темнота давит. Холод глушит. И даже голод, который нельзя победить холодной жидкой кашей, уже не так страшен со своими резями в желудке и непроходящей тошнотой, как темнота и холод.
Чтобы не сойти с ума Лагот вспоминает детство. Но память путается. Все воспоминания подернуты хмарью, и не сразу различаются ему даже лица самых близких и самых родных людей. Никакого насквозь яркого, спасительного пятна в его уме нет…некуда деться. И темнота, в которой кружат ржавые крючья холода, касаются, обжигают, дразнят.
Отсюда не слышны часы башни. Отсюда не слышно и жизни. Только темнота и холод. Лагот хочет проститься с жизнью, но понимает, что прощаться ему особенно-то и не с чем. Он мало жил, и ничего еще не сделал. Да и вообще, не знал даже, что хочет сделать. Так неужели пришла пора уходить? Разум не хочет смиряться и все человеческое еще пытается поднять Лагота с пола, со дна темной пропасти, но веки тяжелеют и бархатом опускается ледяной кошмар, вдавливая в пол…
И вдруг резь по глазам! Грохот, люди, голоса…
Целый мир, вдруг оживший, врывается в темноту. Чьи-то руки хватают его за шиворот, выволакивают, больно прикладывая об какой-то угол наружу, и он задыхается еще мгновение прежде, чем предпринять еще одну попытку открыть глаза.
Лагота мутит. Его скручивает изнутри, душит от обилия звуков и света. Кто-то склоняется над ним и кривится в страшной усмешке, в оскале, который кажется сквозь пелену бреда и слепоту, звериным:
-Отмойте его!
Голос знаком, но Лагот никак не может сообразить, кому он принадлежит и почему от этого голоса желудок сворачивается рулетом. Руки, множество рук хватают его. Куда-то волокут…
Когда молодость берет свое, Лагот узнает Юстаса, усердно застегивающего на нем плащ.
-Т…ты? – не верит Лагот, моргая, вздрагивая и все еще коченея от навалившегося освобождения.
Юстас грубо застегивает пряжки на нем и цедит:
-Дорвался…мятежник.
Мятежник? Лагот не понимает. Лицо Юстаса, узнанное мгновение назад, кажется ему сейчас до ужаса чужим и таким же звериным.
Мятежник? Лагот слегка поворачивает голову на движение рядом с собою, и видит еще одного несчастного, которого также облачают патрульные. Вот его он узнает – Ольсен!
Новичок, за которого Лагот так опрометчиво заступился. Поэт, выступивший против Велеса. Ах, зачем ему это надо было?
Ольсен держится лучше. Он также окоченел и ослеп, оглох, но его не шатало из стороны в сторону. Какой-то внутренний стержень удерживал это хлипкое тело.
-ну что…- весело заговорил совсем рядом тот, первый, знакомый голос, но на этот раз Лагот узнал голос Велеса, и не испугался. Сложно испугаться после того, как ты был на дне темной ямы. На испуг должны иметься силы!
-Пошли! – весело сказал Велес и тотчас кто-то сзади грубо пихнул Лагота и Ольсена к выходу. Они, чтобы не упасть, вцепились друг в друга, все еще плохо различая путь.
Моро больно резанул по легким, но на этот раз это оказалось даже живительно. Во всяком случае, мозг проснулся, рассудок снова стал живым. Путь же оказался близким. Различив перед собой бывшую Коллегию Дознания, Лагот воспрял духом, интуитивно угадав спасение: «Арахна!». Но вот радостная улыбка Велеса пугала не на шутку – этот человек не должен был радоваться избавлению от двух своих игрушек. Разве что…есть какая-то цена за эти игрушки?
Предчувствие не обмануло Лагота. Дежурный попытался остановить Велеса, Лагота и Ольсена в сопровождении патрульных:
-У госпожи Арахны гости!
-А я – самый желанный! – Велес грубо отпихнул дежурного и поднялся. Спотыкаясь, Лагот и Ольсен последовали за ним. Вскоре и дверь…
Велес ввалился без стука и Лагот увидел, что Арахна, находившаяся в компании молодого мужчины строгого вида, вскочила, взбешенная и напуганная: