-Она не позволит, - пьяно пробормотал Вимарк, едва-едва не проваливаясь в сон прямо за столом. – она не позво…
-Я выгоню тебя из наших рядов! – пригрозил Ольсен. – Ты должен заботится о благе королевства и народа, а не напиваться с самого утра!
-Меня? – сон оставил Вимарка и сын великого поэта расхохотался. – Мой отец Клод Понту!
-А кто об этом знает? – передразнил, кривляясь, Ольсен. – Кто тебя видел? Нам нужен поэт народа, а не пьянь! Пошли!
И Ольсен грубо пихнул под локоть оцепеневшего Лагота и бодро зашагал прочь, оставляя Вимарка медленно осознавать свою ничтожность.
Уже подходя к бывшей Коллегии Дознания, Лагот не выдержал и спросил:
-Ты, в самом деле, так сказал?
-Что? – отрывисто спросил Ольсен, не оглядываясь на Лагота.
-Про Вимарка! Это же жестоко. Мы не можем присвоить себе его имя.
-Мы можем куда больше, чем ты думаешь. И больше, чем думают советники, - Ольсен неожиданно подмигнул Лаготу и усмехнулся. – Они поймут это!
Лагот хотел уточнить, что именно надобно им понять, но Ольсен уже ввинтился к дежурному.
Есть такие категории людей, которых нельзя допускать до власти. Например, мясники, как Велес, быстро обретающие силу и могущество на крови, и не желающие расставаться с этим. Или мягкие и слабовольные, как Атенаис, легко попадающиеся в ловушки. Или же интриганы, запутавшиеся даже в собственной дате рождения…
Но есть такая категория, которая опаснее всех. Это люди, что приходят в идею, неважно даже какую именно, видят её недостатки и стремятся её улучшить, облечь во что-то новое. Ольсен был из таких.
Он пришёл в служение Мааре, был в числе тех, кто восхвалял короля Мираса, но в его уме уже зрела опасная идея, маскируя которую в тех восхвалениях и в своей работе пропагандиста, Ольсен вынашивал и развивал. Он просто вдруг задумался: а стоит ли власть короля всех усилий? Почему вдруг народ должен подчиняться трону, когда король не может даже удержать сам свой трон? Хорошо, допустим, Мирас хороший король, но если придёт дурное правление? Если пробудится в нём самодурство?
Мысли складывались сначала неразборчиво. Идея витала в воздухе, не могла найти формы, но вскоре и форма нашлась. Ольсен решил, что борьба только началась и от того стал энергичнее.
Он пока не показывал своей власти, своей воинственности и замысла, что только-только зарождался. Но его намерения уже шли слишком далеко от сегодняшней улицы. В уме Ольсен уже видел себя и достойных людей Маары, которые создавали вместе совет, общий свод законов и народ приветствовал их. И у каждого простолюдина и даже крестьянина есть возможность, при наличии выдающихся способностей, занять место в совете и дать свой голос за будущее.
Идея была сказочной и невоплотимой. Даже Ольсен, человек фантазий и воображения, понимал это. Но он не мог перестать думать о том, что неплохо было бы избавиться от короля, графов, советников и создать что-то по-настоящему новое.
Соратников не было. Прописанной идеи не было. Не существовало даже четкого названия такой фантазии, но Ольсен не мог избавиться от нее, и, проходя по улицам столицы, думал вдруг, как сам бы переделал столицу, как обратился бы к народу, и представлял, что его слова произведут обязательный триумф!
А вот то, что последует за этим триумфом, Ольсен уже не представлял.
К Арахне их пропустили. Ольсен бодро ввёл Лагота в кабинет, ничуть не боясь советницы и бодро начал:
-Уважаемая Арахна, мы хотим предложить вам одну идею, без сомнения, благожелательную для народа. Мы хотим предложить им символ – так сказать, голос народа – создать героя…
И осёкся, заметив, наконец, вид самой Арахны.
Заметно потеплело на улице, хоть снег ещё лежал, а земля промёрзла и не собиралась уходить от этого, потеплело. В здании тоже стало приятнее находиться, можно было даже снять плащ и ходить в блузе или камзоле, что и сделала Арахна.
Она была облачена в чёрную мятую блузу, и сидела за столом, подпирая щеку рукой и смотрела почти что сквозь говорившего Ольсена. Волосы её неухоженные, несобранные, растрепанные закрывали часть лица, но ей было плевать. Арахна явно пьянствовала, и не попыталась даже прикрыть кувшин, стоящий рядом с нею или кубок.
Это было странное, отвратительное падение личности. Советница, внушающая ужас, существо, окутанное мрачным полотном слухов, была сейчас обыкновенной пьяной девицей, растрёпанной почти также, как и трактирные девицы.